Треть километра при нормальной скорости пешего хода — это одна пятнадцатая часа, то есть четыре минуты, мы выбрались наружу через одиннадцать. Зато умница Чи-сан вывела нас ниже водопадов.

— А-а-а! — издала вопль вырвавшаяся из подземелий орчанка: — А-а-а!..

Здесь резко кончались бугриться скалы, и направо, метров через сто, виднелось русло Оршвы, уже объединившее все свои водопадами выбившиеся из горы ручьи, протоки, родники. За нею темнели леса, а налево расстилалась начинающая выгорать, желтоватая степь.

— Я тебя вывел. Дальше мне — в реку, а что делать с тобой — не придумал, не смог. В сознании тебя под воду не затащить, а без сознания — не сможешь под водой дышать.

— И не требуется, — как-то напряжённо пробормотала она: — Вон — степь. Я — орчанка. В ней меня пещерные гоблины не достанут. Тем более в таком облачении, — провела она руками по уже начавшему мимикрировать балахону.

— А пещерные шаманы?

— А какая разница? Степь меня укроет. Для этого мне никакого интерфейса не требуется.

— Не понимаю: добро бы лес, хоть за деревьями можно спрятаться, а голая равнина… Трава ведь, ну, чуть выше пояса… — но девушка только снисходительно улыбнулась. — Ладно, тогда беги. А то я их уже слышу. То есть, у тебя всего минуты три форы.

— Мне на них и минуты хватит. Значит, ещё две имеются. И ты не думай, я — не какая-то тварь неблагодарная. Ты меня уже два раза спас. Но пара минут всего… Только это.

Она резким движением расстегнула все пряжки на груди, полы куртки разошлись, обнажая мою, задравшуюся на её груди, не прикрывающую большую часть живота, майку. И замерла. Обнажила нижние зубы, проявила язык, которым снизу-вверх провела по всему левому клыку. Не отрываясь — взгляд во взгляд, положила мою ладонь на свой голый живот, — упругий, напряжённый, потёрлась им, и повела её вверх — под майкой…

«— Господин, браслет я убираю.

Так вот это что за ледышка образовалась!

И тут моя ладонь упёрлась снизу в её грудь.

— У-у? — мурлыкнула орчанка и потянулась ко мне.

«— У-а-у — у!.. — зашлась моя рыжая.

Майку задрать! Грудь — смять! Губы накрыть! И другой рукой придавить другие упругости, которые не с той стороны и пониже. И они, принимая ладонь, чуть покачались — справа-налево, слева-направо. Прижать к себе! Но женщина чуть извернулась, чуть раздвинула ноги, и моя нога оказалась меж ними, прямо на самом на ней потаённом месте. Но и её бедро там же теперь тёрлось о моё. Ну, а что вытворял её язык…

«— Господин, прошло сто секунд, кончайте.

Издевается, гадина!