Особый период

Умирать не страшно, я это точно знаю. Я умер в Грозном, в страшном, никак не кончавшемся девяносто четвертом году. Мы все там умерли — даже те, кто для людей остались живы. Просто в этом городе — мы оставили что-то важное. Нечто такое, что делает человека — человеком.

В Грозном был конец. Настоящий конец — Советского союза, советского человека, советской армии. После Грозного — нельзя было больше верить ни в дружбу народов, ни в пролетарское братство, ни в то, что человек человеку брат, ни в то, что Советская армия непобедима — ни во что больше нельзя было верить. Можно было верить только в того, кто рядом с тобой. На расстоянии вытянутой руки, у соседнего окна, на соседней позиции. Он — не мог предать только потому, что он был — в той же мясорубке что и ты, вместе с тобой выживал и вместе с тобой умирал. Вы просто хотели выжить, вот и всё. А кто-то другой — хотел, чтобы вы умерли. Вот так, просто…

Страшно не умирать, страшно — жить после того, как ты умер. После того, как все умерло в тебе. Мы все — зомби. Те, кто умер — и в то же время жив. И еще непонятно, для кого мы опаснее. Для людей, или для самих себя…

Умирать не страшно. Страшно умирать ни за что. Страшно умирать, понимая, что твоя смерть всего лишь проходной эпизод, что она ничего не изменит, что все будет — как и было до тебя. В этом лучшем из миров, уютно расположившемся в окрестностях теплой и ласковой звезды…

Звезды по имени Солнце…

Украина — Беларусь. 30 ноября 20.. года

Я иногда задумываюсь над тем, есть ли какой-то смысл в том, что кто-то погиб, а мы остались живы? Кто отбирает тех, кто должен погибнуть? По каким критериям? Кем надо быть, чтобы выжить — лучшим? Или наоборот — худшим?

Или — просто нет никакого смысла, а если большая лотерея, что-то типа лототрона… или лохотрона, в который мы, как шарики, — раз за разом бросаем свои жизни и смотрим — что выпадет? Чет — нечет…

Я не знаю, какой я теперь — хороший или плохой. Я просто — раз за разом бросаю свою монетку. И пока что выпадало всегда «чет» — но рано или поздно выпадет и нечет. Я готов и к этому…

В конце концов, я умер много лет назад. Мы все — там умерли. А теперь — я умер, наконец, и для своего государства, став предателем. Хотя я не считаю, что стал предателем. Просто — кто-то должен был сделать хоть что-то, чтобы прекратить. Прекратить кровавый путь извергов, сеющих зло вокруг себя. И я его прекратил. Хотя бы для одного.

Сколько крови было на Пивоваре — я не знаю точно, но знаю, что много. Надеюсь, души тех, кого он убил, отправил на смерть, разменял как карты в игре, как фигуры на шахматной доске — наконец-то обретут покой…

Я вскрыл машину, оставшуюся на летном поле от улетевшего из своей страны президента Украины — бронированную Тойоту Ланд Круизер. Завел машину — и рванул к белорусской границе…