— Детка, у меня такое ощущение…

— Ни слова о катастрофе! — я грозно рычу на Феликса, продолжая вглядываться в свое отражение.

— Да при чем здесь… Повернись уже ко мне! Что ты там рассматриваешь?

— Фил, мне уже тридцать, — бормочу, еще не вполне уверенная, что меня это расстраивает.

— Да-а? Ну, ты просто никому не говори об этом и сойдешь за сопливую школьницу.

— Но ведь так будет не всегда… — я провожу щеткой по волосам. Сильно отросли.

— Ну да, когда-нибудь тебе будет девяносто — тогда и скажешь, что тебе тридцать. А вот я рискую поседеть раньше времени, если мы надолго осядем в твоей — помоги нам, Господи! — России.

— Лицемер! Ты же сам говорил, что это лучшая страна! — я встречаю в зеркале лукавый взгляд Феликса.

— Каюсь — было дело! Но тогда я ведь был уверен, что именно там родилась прекраснейшая из женщин…

— Та-ак!..

— И я совсем не ожидал, что на мою любовь станет претендовать другая юная красотка. Пожалуй, теперь Францию я люблю больше. А мое сердце безжалостно разорвано пополам между двумя прекрасными дамами. Но Эйлен очень хорошо в Париже, и я полагаю, что нам следует ей уступить… Все же она помоложе…

— Хам! — я бросаю в Феликса расческой, но он уворачивается и хохочет. — Уступать следует старшим, а Эйлен везде хорошо, где есть мы.

— Да оторвись ты уже от своего зеркала, у нас редкий выходной, а ты даже забыла приласкать Пепито!

Я закатываю глаза.

— Он у тебя и так чересчур заласканный.

— Вот оно — началось! А ведь Петр предупреждал меня: "Женишься, Феликс, тогда поймешь, что такое счастье… Но будет уже поздно!" Теперь я понимаю…

Я отворачиваюсь от зеркала и неторопливо направляюсь к своему горячо любимому мужу.

— Одумалась, малышка? Пепито великодушен… — Феликс пошло двигает бедрами.

— Ой, вот только не надо о его душе, — я подхожу к кровати и тащу с Фели одеяло.

В этот момент дверь распахивается и в спальню вторгается очень хмурая Эйлен. За ней вразвалочку входит Реми.