А можно еще услышать здесь, в этой глухомани, и другие осторожные, крадущиеся шаги, непохожие на звериные. Многое таят в себе дикие тугаи…

Солнце жжет нестерпимо. Наталья и Макаров стоят в самом конце уже подготовленной насыпи, на тридцать пятом пикете. Впереди — ведут разбивку Родионов и Назаров. Еще дальше маячит красная футболка Серафима. Он держит перед собой полосатую рейку и покачивает ею — от себя и на себя.

Наталья прильнула к окуляру нивелира. Она делает контрольную нивелировку.

— Жарко, — говорит она, отбрасывая со лба взмокшую белую прядку, и вздыхает: — Вот бы сейчас мороженого!

Макаров вспоминает полтавских мороженщиков, развозивших свою холодную, сладкую продукцию в специальных тележках на «дутиках». В тележках стояли банки с мороженым, розовым — клубничным, и кремовым — сливочным.

Он ясно представляет себе, как мороженщик выгребает из банки ложку розового мороженого и накладывает его на круглую вафлю. Сверху прижимается вторая вафля — и ешьте на здоровье.

— Нашла, что вспомнить! — хмуро откликается он. — Ты бы лучше за разбивкой проследила!

Наталья отворачивается.

Макарову становится жаль ее. Она в беленьком, сотни раз стиранном сарафане. Плечи у нее стали почти черными от загара, да и лицо тоже. Ямочки на щеках исчезли. Только по челке на крутом лбу да по частому помаргиванию можно узнать прежнюю Наталью.

Работе она отдается всей душой. Тут уж ничего не скажешь. Как-то ночью ему пришлось быть невольным свидетелем одного интересного разговора.

Он внезапно проснулся, разбуженный негромкими голосами. По голосам он понял, что это говорят Наталья и Николай, вернувшиеся с горного участка дороги, где Макаров собирался развернуть работы. Наталья и Николай делали там нивелировку по трассе нового варианта.

Склонившись над столом, — Макаров ясно видел их тени на стене, — они подсчитывали отметки и что-то вычерчивали. И что-то у них, судя по всему, не клеилось.

— Какая у тебя отметка? — шепотом испуганно спросила Наталья.

— Шестьсот тридцать девять над уровнем моря, — так же шепотом ответил Николай.

Во время съемки он шел вторым нивелировщиком, то есть делал контрольную нивелировку.

— А у меня семьсот десять! — почти закричала Наталья.

«Ого!» — подумал Макаров.

В комнате надолго воцарилось молчание. Потом послышались какие-то странные всхлипывающие звуки.

— Не будь дурой, — растерянно проговорил Николай. — Подумаешь, беда!

— Беда, беда, — всхлипывала Наталья. — Я за съемку отвечаю.