Более того, происходит вещь воистину ужасная. Несмотря на свою веру в утвержденную Сталиным доктрину невозможности нападения Германии на СССР, Жданов, в силу своего положения, имел доступ к такой разведывательной информации о подготовке Гитлером вторжения, что это заставило его, если не усомниться в непогрешимой мудрости вождя всех народов, то по крайней мере, насторожиться и принять меры на случай непредвиденного развития событий в зоне своей ответственности — на северо-западе страны.

Используя все свое влияние, он добился, чтобы в случае конфликта главкомом Северо-западного направления стал способный и энергичный генерал армии Мерецков, чьи рекомендации во время войны с Финляндией, если бы их кто-нибудь слушал, могли бы привести тогда к значительному сокращению потерь и затраченного на этот конфликт времени. Вместе с тем, по рекомендации Жданова командующим войсками Прибалтийского Особого военного округа назначается талантливый, молодой генерал-полковник Локтионов, разработавший по заданию Жданова план активной обороны на территории Прибалтики с последующим быстрым переходом в контрнаступление благодаря подавляющему превосходству над противником в живой силе и технике.

Ещё добираясь со своей дачи в Крыму до Ленинграда, Жданов с удовлетворением узнал, что генерал Мерецков ночью 21 июня отбыл на «Красной стреле» из Москвы в Ленинград. Значит, начало войны застало его на своем КП. Однако, приехав в Ленинград, Жданов к своему неописуемому ужасу узнал, что оба генерала — Мерецков и Локтионов — исчезли. Жданов хорошо знал эту политическую кухню, где сам был шеф-поваром, поэтому не стал внимать слухам, будто генералы похищены абвером или гестапо. Оба были арестованы по приказу Берия, а на место Мерецкова ему прислали... Ворошилова. Жданов оценил удар, нанесенный ему «молодыми». Нетрудно было предсказать, чем кончится ворошиловское руководство Северо-западным направлением, а отвечать перед Сталиным придется ему, Жданову. Так и случилось.

Никто не успел и вздохнуть, как немцы оказались у ворот Ленинграда. Отрезанный в Смольном от участия в интригах Политбюро в Москве, получая постоянные разносы от Сталина за полное отсутствие какого-либо руководства, за хаос, за катастрофические поражения, за срыв эвакуации и даже за либерализм, Жданов все более погружался в городские дела, становясь, как и наметили «молодые», деятелем областного масштаба. Добивая конкурента, Берия и Маленков забросали Сталина сообщениями о заговорщицкой, сепаратистской деятельности Жданова, не забыв присовокупить, что в Ленинграде на каждый портрет товарища Сталина приходятся три портрета Жданова, что тот уже выцыганил у немцев звание гауляйтера и готовится сдать Ленинград. Сталин тут же отдал приказ: в случае падения города Жданова немедленно ликвидировать, о чем и сообщил своему любимцу. Жданов понял: судьба города — его судьба, и стал просить Сталина убрать куда-нибудь Ворошилова и прислать на его место командующего, который хотя бы мог читать карту.

Подобная жизнь в сочетании с непрерывным курением и пристрастием к спиртному сильно состарила сорокашестилетнего Жданова. Некогда красивое лицо отекло и побледнело. Аккуратно постриженные усики стали придавать ему жалкий, болезненный вид. Нездоровая грузность, приступы астмы и удушья говорили о том, что грозный сатрап стоит уже на краю могилы. Но, как ни парадоксально, времени подумать об этом не было. Инстинкт самосохранения заставлял заботиться о сиюминутных делах. И, конечно, в такой обстановке судьба Таллинна и Балтфлота беспокоили Жданова очень мало.