Майор медленно повернул ключ, дождался щелчка. Тихонько нажал ручку нижнего замка и потянул створку на себя.

…Мало того — она еще и про Джона Доу всю правду выложила. Догадалась, кому ее ноутбук достался, тварь умная? Лояльность свою продемонстрировала? Тут Знарок не был уверен, но в любом случае сделала она все это вовремя. И ведь она не просто сливала ему Лотарева — она сливала ему Лотарева как убийцу Гордина. Причем она не могла знать, что Кривцову из Питера Лотарев тоже нужен — уже как убийца Смирнова. Что более удачного случая взять Лотарева, полусумасшедшего полубомжа, задвинутого на некрофилии графомана, и заставить его сознаться в обоих убийствах быть просто не может…

Внутренняя дверь была прикрыта не до конца. Щель показалась майору совсем темной, но, осторожно толкнув створку, он различил приглушенный свет.

…Знарок не сомневался, естественно, что Лотарев сознается. Вот уж что майор умел, так это получать чистосердечные признания. И сознается, и «найдет» труп убитого им (и изуродованного, понятно, до неузнаваемости) Гордина. И показания всех этих Гродниковых, Шохиных, Феденевых тоже получатся очень в тему. И показания Назаровой, которые она пообещала, если что, дать против него…

В прихожей было темно, в помещении налево — видимо, в кухне — тоже. Свет шел только из-за поворота коридора. Наверняка в той комнате, где майор и видел снаружи человеческую тень.

…Хотя все это было (формально) совсем не его, Знарока, дело — а именно что Кривцова. С питерцем они встретились и друг друга в целом поняли. По большому счету тому бы и карты в руки. Но во-первых, Знарок не хотел, чтобы этот шустрый Лотарев в очередной раз ушел, а во-вторых и в-главных — очень уж майора интересовало, что Лотарев знает о двух вещах. О смерти Гордина и о восьмиста штуках, которых так до сих пор никто не видал. Вот об этом Лотарев должен сказать только ему. И никому больше.

Поэтому очень хорошо, просто замечательно, что Знарок нашел его раньше всех…

Он достал ствол, кивнул Паше: за мной! Почувствовал дуновение сквозняка — и только собирался показать Паше, чтоб тот закрыл быстрее дверь, как услышал где-то в квартире грохот захлопнувшейся оконной створки.

Декабрь

— У него все… у него… — повторял мудак как заведенный, с каким-то не то иканием, не то всхлипом, глядя на Знарока остановившимися глазами. Даже кровь не пытался вытереть. Ни хрена не соображал со страху.

Майор на таких в своей жизни насмотрелся — и они его, надо сказать, достали по самое не могу. Таких он просто ненавидел…

— У него? — переспросил он — вдруг совершенно спокойно и даже участливо.

Гордин судорожно кивнул.

— У Лотарева? — понимающе уточнил Знарок.

Гордин продолжал кивать, не отводя взгляда и не мигая.

— Ты думаешь, я пидорас? — все тем же сочувствующим, ласковым тоном осведомился Знарок.

На этот раз Гордин не кивнул — но ни в глазах, ни в лице его не изменилось ничего абсолютно.

— Отвечать, блядь!!! — заорал Знарок, изо всей силы пиная мудилу в пах — тот мгновенно переломился и рухнул майору под ноги.

Знарок несколько раз, чувствуя, что перебарщивает, но не в состоянии уже соизмерять свои силы, добавил твари в живот — глухо, как в грушу. И еще… Перевернул его на спину, наклонился над беспорядочно дергающим всеми четырьмя конечностями — как бы заслоняясь — козлом:

— Ну?! Отвечать, сука!!! Не слышу, блядь!!!

Тот извивался: пытался, кажется, отползти спиной вперед. С рожи его пропали последние признаки разумности. Знарок расслышал какой-то однотонный непрерывный высокий звук — не то что не человечий, а даже словно не природного происхождения: вроде скрипа. Тоже мне, блядь, мужик…