Осматриваю помещение, но кроме неприятного запаха их кабинок ничего не чувствую. К моему удивлению — а может и счастью — замечаю открытое окно. Это единственный шанс, когда я могу сбежать. Шанс, чтобы быть свободной.

План действий приходит незамедлительно, я закидываю ногу на подоконник, встаю на батарею, которая едва может выдержать меня, и хватаюсь за раму окна. Дверь резко распахивается, слышу женские крики, затем рявканье, кажется, Софи, но уже не могу остановиться. Последний рывок и я на свежем воздухе, бегу по мокрому асфальту, вдыхая аромат свежести и ночного города.

***

Криков больше не слышно. Я одна. В руках только этот листок и фотография, которую передал мне Музыкант. Теперь уже Фрэнк. Мне хочется закричать во все горло, что я спаслась, но сдерживаюсь. Сейчас нужно разобраться кое в чем другом и принять единственное решение.

Когда подхожу к крыльцу дома, в окнах которого темнота, а на крышах покоятся сухие листья, вижу чью-ту тень. Я резко останавливаюсь, когда некто подходит ко мне.

— Стой, где стоишь! — прошу его, отходя назад. Тень хмыкает и снимает серый капюшон. Я облегченно выдыхаю, вспоминая кто это.

— Привет, — лепечет он. С губ слетает мимолетная усмешка, я киваю головой и тихо ступаю вперед к нему.

— Что ты тут делаешь?

Человек Ворон забегает на освещенную сторону и машет рукой, испепеляя меня льдинками внутри глаз.

Внизу живота завязался очередной нервный узел, готовый задушить на месте. В глазах пробежался игривистый огонек, а грудь сжало как в тисках. Он протянул мне руку и указал на небо.

— Я пришел сообщить, что у тебя осталось три дня, чтобы принять решение, — выговаривает он тихо, бегло перебирая свою мантию.

Парень осторожно дотягивается до моей щеки, затем останавливается на шее, поглаживая медальон. Тот отзывается, нагреваясь, и рука парня отдергивается. Он шипит, но молча отходит в темноту.

Не успеваю толком расспросить его, он склоняется и исчезает за углом дома.

В доме стерильно чисто, на кухне не одной пылинки. Будто здесь никто не живет. Разочарованно вздыхаю, проходя по одиноким комнаткам дома, раскрываю окна нараспашку — теперь мне все равно кто или что придет сюда.

Со спальни мамы вылетает Бродяга, он расправляет свои крылья в стороны и направляется на меня, громко приветствуя. Я широко улыбаюсь и падаю вместе с ним на пол. Плевать, что пораню или получу синяк. Единственное, что радует — птица дома.

Он слетает с меня и просит глазами-бусинками пойти за ним. Когда мы заходим в мамину спальню, замечаю некие коробки и кучу пожелтевших бумаг на полу.

— Что это, Бродяга?

В ответ ворон каркает, подлетая к одной из бумаг. Он цепко присваивает ее себе на клюв, и передаёт мне в руки. На бумаге написаны какие-то строки из стихов, схожие на гадание, однако трудно разобрать. Все буквы на латыни. Мне нужна была помощь, даже сейчас, но никого нет рядом. Единственный, кто, как я думала, знает этот язык — моя мама. Но и ее нет.

Рука тянется к медальону. Тот без колебания дрожит в руке и резко открывается. Меня с Бродягой ослепляет синий свет, и от этого морщусь.

Проходит несколько минут, когда могу полностью привыкнуть к нему, открывая глаза. Синий свет на что-то указывает, рисуя хаотичные черты. Когда последний штрих завершает круг, понимаю, что это не просто змеиные движения. Это пентаграмма.