Гадский Штурмовик скрестил руки на груди.

— Можно, — произнёс он. — Но раз уж я здесь оказался, на вопрос-то ответь!

— С кем я прощалась — не твоё собачье дело! — отрезала я.

— Не моё собачье дело? — в голосе американца плескался неприкрытый сарказм.

— Это поговорка такая, — пояснила я для некоторых непонятливых иностранцев.

Тот усмехнулся чему-то про себя, но тут же вновь нахмурился.

— Оборотень? — он стрельнул глазами в то место, где я хранила фотографию.

— Ну не вампир же! — ответила я выразительно и насколько смогла ядовито.

С минуту он молчал. Я в его сторону не смотрела.

— Ладно, Кусака, я чего тебя искал-то, — наконец заговорил он. — Не забудь, что нам с тобой нужно разобрать сумку.

Он разыскивал меня, чтобы напомнить про сумку?! Надо ж так врать! Не исключено, конечно, что Штурмовик и сам в это верит, но истинные-то мотивы совсем другие — посмотреть, куда же пошла Кусака.

— Вообще ты мог сам вынуть мои вещи, — сказала ему я, поднимаясь со скамейки.

— Вот ещё! — фыркнул Ледбеттер. — Не хватало мне потом выгребать за то, что наткнулся на какие-то ещё твои личные, дорогие сердцу, вещи.

Слова «дорогие сердцу» были произнесены слегка язвительно, и, если бы он знал, что Лёшки больше нет, я бы сейчас оправдала своё прозвище. Но он не знал, поэтому остался цел и невредим.

Ладно, действительно, нечего ему в моих шмотках копаться. Там нижнее бельё как-никак. Хотя лежит оно в непрозрачном пакете, но что ему мешает туда заглянуть. Любопытный же — похлеще Буратино.

— Идём разбирать сумку, — произнесла я тоном одолжения и зашагала к замку.

Генри поспешил за мной. Нагнав, зачем-то предложил локоть.

Решив, что это ни к чему меня не обязывает, взяла его под руку.

Отцепилась, едва переступили порог Ледбеттеровских покоев. Сумку он, естественно, упёр в спальню, поэтому отправились прямиком туда.

Штурмовик расстегнул молнию на сумке и театральным жестом пригласил меня начинать раскопки.