Первая самодвижущаяся повозка, которую с большой натяжкой можно было назвать термином “электровоз”, выкатилась на рельсы в конце января 1531 года. Это была небольшая двухосная тележка — примерно такая, которыми с “ручным приводом” сейчас уже подвозили уголь и руду к печам. Только, в отличие от них, имела небольшие цельнометаллические бронзовые колеса, болванка для которых сначала отливалась, а затем обтачивалась на токарном станке до достижения нужных формы и размеров. Целиком из металла была сделана и рама тележки. А над осями стояло по коллекторному электродвигателю мощностью в 500 Вт, которые через редуктор из нескольких валов с передачей кожаными ремнями приводили в движение оси. Контактный провод для тележки был подвешен на высоте в 2 метра от дорожного полотна, а токосъем осуществлялся при помощи штанги. Систему управления условно было назвать “непосредственной” — вот только пусковые резисторы с постом управления стояли не на вагоне, а в специальной будке около железной дороги, где стояли здоровенные шкафы пусковых резисторов — подходящих материалов для изготовления достаточно малогабаритных конструкций еще не было — и контроллер машиниста со здоровенной ручкой, за которую его перещелкивали из одного положения в другое. При переключении из одного положения в другое менялось напряжение в контактной сети, что сказывалось на движении тележки.
Но хоть система в целом работала, было прекрасно понятно, что в таком виде существовать она не может. Для настоящей железной дороги, а не опытного макета, требуется чтобы управление происходило непосредственно из кабины машиниста поезда — для чего требовалось создание достаточно малогабаритных пусковых резисторов. А для этого нужны специальные материалы с высоким удельным сопротивлением. В мое время для пусковых и тормозных резисторов применялся константан, но за отсутствием никеля этот вариант мне был недоступен. Был, впрочем, другой — манганин, некоторые варианты которого не требовали наличия никеля. Проблема тут была в одном — выплавляли его в мое время в электрических печах сопротивления, что для меня было, к сожалению, недоступно. Однако была надежда, что этот вариант не единственный — были сомнения, что в конце 19 века, когда изобрели манганин, они уже применялись. Потому стоило попробовать получить манганин без них. В конце концов, даже если получившийся материал окажется значительно хуже прототипа — за неимением иного сгодится и такое. Впрочем, марганец для манганина тоже еще найти нужно…
Однако можно было попробовать и другой вариант — использовать генераторы переменного тока. Этот вариант был связан со своими сложностями — требовалось создание синхронных генераторов переменного тока и решение вопроса с их согласованием. И если первый вопрос решался достаточно легко, то со вторым могли возникнуть проблемы — так как частота генерации зависела от частоты вращения, достаточно легко согласовать можно было лишь генераторы, приводимые от одной турбины или водяного колеса. Конечно, если построить генераторы мощностью по 20 кВт и соединить по 5 с общим приводом, то можно будет подавать энергию с разных агрегатов на разные участки дороги, что легко решает все вопросы. Проблема лишь в одном. В возможности построить турбину я сильно сомневался, а какую мощность можно снять с водяного колеса? Точных данных я, к сожалению, не имел. Нужно было рассчитывать и экспериментировать… За то если все получится — вопрос с управлением локомотивом легко решается переключением обмоток понижающего трансформатора. Тем более, история показала, что будущее именно за переменкой. Но с этим вариантом предстоит разбираться, скорее всего, уже после решения вопроса с Писарро.
А вот как раз в ожидании прибытия заокеанских гостей надо было создать один очень интересный сплав, получивший в мое время название “абиссинского золота”. Будучи по виду похож на золото, реально он содержал его лишь в количестве 0,5 %. Остальные составляли медь в количестве 88 % и цинк в количестве 11,5 %. Помня историю завоевания ацтеков, я был абсолютно уверен, что подкинуть это “золото” испанцам будет несложно. Если в домах, где разместят белокожих чужаков, будут такие “золотые” изделия — то точно ведь не удержатся, сопрут. Каким же будет их разочарование, когда быстро выяснится, что золото-то не настоящее! Даже несколько жаль, что кого-то придется за это казнить как за кражу — но это лишь увеличит достоверность. Особых проблем с получением сплава, как и ожидалось, не возникло — и всего через неделю передо мной лежало несколько абсолютно одинаковых изделий — только часть из них была из настоящего золота, а часть из “абиссинского”, которое в новой истории, скорее всего, получит название “инкского”. Оценив внешнее сходство, я быстро приказал на время изъять все золотые изделия в Тумбесе и заменить их копиями из нового сплава.
А тем временем подходило время отправляться на встречу с конкистадорами. Хоть я и не собирался лично участвовать в переговорах с Писарро, тем не менее нужно было находиться как можно ближе чтобы быстро передавать помощникам приказы. А поскольку точное время прибытия испанцев было неизвестно — все источники указывали лишь на две ключевых даты, отплытие из Панамы 27 декабря 1530 года и прибытие в Тампис в марте-апреле 1532 года, — в начале июня 1531 года я принял решение отправляться на север, а еще месяцем раньше туда отправилась и Громотрубная армия Атока. “На хозяйстве” в Куско уже традиционно оставался Титу Атаучи. К этому времени испанцы должны были пробираться где-то по джунглям Колумбии, постепенно пробираясь к провинции Гуйякиль — полудикой окраины Тауантинсуйу, где инкская власть была скорее формальностью. Местные жители были настолько нищими, что с трудом могли прокормить даже самих себя, и инки толком и не знали, что со всем этим делать — опыта ведения хозяйства в джунглях у них не было. Такого не было даже в деревнях на восточной границе — в провинции не было ни нормальных дорог, ни государственных складов, а были лишь джунгли с редкими поселениями местных племен. Которые даже были освобождены от обработки “Земель Инки”, которых в этих местах попросту не существовало. Лезть туда, зная направление движения конкистадоров, у меня не было особого желания.
В отличие от прошлого раза, теперь я отправлялся на север прибрежной дорогой — попутно осматривая хозяйство в встречающихся на пути городах и забирая собранные по приказу геологов образцы минералов из разных мест. В Тамписе свободного времени будет немало, можно будет изучить — вдруг найдется что полезное…
Первые сообщения о “белокожих чужаках” стали приходить в конце июля — когда те наконец-то добрались до провинции Гуйякиль, которая к этому времени была буквально наводнена разведчиками. С этого момента каждые 3–4 дня мне приходили новые сообщения о передвижениях конкистадоров. Продвигались вглубь неизвестной территории те очень медленно и осторожно. Часто по несколько дней стояли в одних деревнях, проводя разведку, а также пытаясь заниматься своим излюбленным занятием — грабежом местного населения. Вот только грабить там было нечего, а жители в ответ мигом снимались с мест и уходили в леса, где буквально на каждом шагу конкистадоров ждало по стреле с кремневым наконечником. Толку, впрочем, не было. Хоть, вопреки мифу, далеко не все конкистадоры имели стальные доспехи, но и обычные были достаточной защитой от стрел диких племен. В середине августа пришло еще одно долгожданное событие — Громотрубная армия Атока прибыла в окрестности Тамписа и, со своей стороны, приступила к разведке и подготовке “теплой встречи” незваным гостям. Решающий миг становился все ближе…
В Тампис я прибыл лишь в конце октября 1531 года, когда основные подготовительные мероприятия уже были готовы. Золота в городе, как доложил лично явившийся в город наместник уну Тальян Уалтопа, не осталось ни грамма. По данным разведки, те двигались в направлении Гуйякильского залива, потому наиболее вероятным посчитали их появление в районе Тумбеса или острова Пуна — и именно в окрестностях города были сосредоточены основные силы Громотрубной армии. Однако были предусмотрены и другие варианты — и при необходимости можно было быстро перебросить туда основные силы армии. Впрочем, за серьезного противника белокожих чужаков явно никто не считал — недавно разгромили куда более сильного противника! А белокожих чужаков совсем немного — и хоть у них есть 2 больших и 23 ручных громовых трубы, а также большие железные ножи, но у Громотрубной армии две сотни больших и две тысячи (половина которых, к тому же, многозарядная) ручных громовых труб! Что можно противопоставить такой силе? Пришлось несколько одернуть военачальников, сказав, что главная сила белокожих чужаков не в громовых трубах, а в тех больших животных, на которых они ездят. Именно их и стоило опасаться.
Решив все организационные вопросы и убедившись, что все идет как надо, я приступил к геологическим исследованиям. К этому времени у меня накопилось несколько мешков камней, каждый из которых был завернут в тряпку вместе с кипу, в котором указывалось место его обнаружения. И хоть большинство из них представляли обычную пустую породу, не вызвав интереса ни у меня, ни у присутствовавшего со мной геолога, но после нескольких дней вдруг обнаружились несколько интересных находок. Одной из них оказался “черный горючий камень” — что, впрочем, было вполне ожидаемо. Про наличие в этих местах угля я знал давно. А вот вторым оказался найденный при добыче кварца “похожий на руду камень, который не смогли расплавить”. “Ну, конечно, не смогли, — усмехнулся я, — Его-то расплавит и в мое время было непростой задачкой”. Теперь бы еще найти хром, ванадий — и вот тебе сталь Р9… “Ага, размечтался, — ехидно одернул меня внутренний голос, — Ты сначала попробуй все это получить! Лучше б уж марганец нашли — толку больше было бы”. Но, несмотря на все надежды, больше ничего ценного найдено не было… Видимо, так и придется Сапа Инке выискивать все, что у него есть по полезным ископаемым Перу, и самому отправляться в геологическую экспедицию…
За всеми делами время прошло достаточно быстро — и вот в один день в начале февраля 1532 года я получил ожидаемое сообщение:
— Белокожие чужаки строят плоты, хотят переплыть на Пуну, — сообщил вбежавший часки…
Вместо заключения
(Из статьи М. Д. Семенова “История железных дорог”. Саратов, 2016)
“…Хотя, как утверждают многие историки, первые прототипы железных дорог, где вместо металлических рельс использовались деревянные, появились еще во времена Пачакутека и использовались для подвоза каменных блоков на стройках, настоящие железные дороги появились лишь в правление Великого Инки Уаскара, когда началась индустриализация в стране.
Первая железная дорога инков была построена в 1530 году на металлургическом заводе в Хатун Ирриру и использовалась для подвоза железной руды и угля от склада к шахте — однако уже тогда существовали планы по дальнейшему масштабному железнодорожному строительству. Поскольку имевшийся транспорт с трудом справлялся со снабжением завода сырьем, для наращивания объемов производства было принято решение о постройке железнодорожной линии длиной в 150 километров. А поскольку в это время в Тауантинсуйу велись активные исследования электричества — как нам известно, именно Сапа Инка Уаскар стал “отцом электричества”, открыв многие известные нам физические законы, — то в качестве тягового подвижного состава было решено использовать электровозы. Первый опытный локомотив, реконструкцию которого каждый желающий может увидеть в техническом музее Куско, работавший от сети постоянного тока, был построен в Хатун Ирриру в январе 1531 года и по конструкции мало чем отличался от использовавшихся тогда ручных тележек для руды. Имея мощность всего в 1 кВт и управление через изменение напряжения в контактной сети, он не имел особого практического значения — но это стал важный шаг на пути к постройке нормальных локомотивов. И хоть через 3 года движение по железной дороге “Ливитака — Пайтити” открывалось ручными дрезинами, уже спустя 2 года они были полностью заменены новыми электровозами…”
(Из статьи К. А. Петрова “Мифы истории: “Золото инков”. Москва, 2004)
“…Как сейчас нам известно, золото в Тауантинсуйу играло важную ритуальную роль, считаясь “металлом Солнца” — потому инки изобрели способ как сделать видимость наличия у себя большого количества золота. Инками был изобретен особый сплав, состоящий из 88 % меди, 11,5 % известного только им цинка и всего 0,5 % золота, который нынче и известен под названием “золота инков”. Однако, по опыту других высокоразвитых индейских народов, испанцы считали, что у всех у них должно быть много золота — что, казалось бы, подтверждалось показанием захваченного в плен в 1526 году инкского торговца.
Однако когда в 1532 году испанцы под командованием Писарро в Тамписе, вскоре оказалось, что это золото — “фальшивое”. Тем не менее, Писарро сумел выкрутиться и здесь. Произведя на инков впечатления своими лошадьми, он сумел заключить договор об их поставке в Тауантинсуйу по откровенно грабительским ценам. Взамен инки платили хлопком и металлами.
Тем не менее, пример Писарро оказался недостаточно убедительным. Многие испанцы считали, что инки просто прячут золото — и потому раз за раз пытались вторгнуться в Тауантинсуйу, но вернуться из них не смог практически никто.
Почему же страна, где, как теперь известно, располагаются огромные месторождения золота, практически не имела этого металла? Народы Анд не применяли амальгамации, а потому долгое время пользовались исключительно самородным металлом. Как считают современные истории, хоть эта технология и была открыта индейцами Анд еще в древние времена, но еще в 9 веке ее применение было запрещено правителями государства Уари. Тогда же появился и запрет на добычу ртути, за нарушение которого следовала немедленная казнь. Как считается, причина этого заключается в длительных наблюдениях — в результате которых индейцы Анд первыми в мире узнали про вредное действие ртути.