– Скоро Боттичелли будет поручено украсить потолок этого храма фреской с изображением святого Августина, – сказал Лео.
Я удивленно покосилась на итальянца. Он говорит со мной про Сандро? И даже не пытается выставить художника в дурном свете?
– Чего это ты на меня так смотришь? – улыбнулся Лео. Я промолчала, и итальянец продолжил: – Ну хорошо, хорошо! Должен признать, что я ошибся, когда подозревал Боттичелли в чем-то недостойном, – его улыбка стала еще шире. – Ничего личного, я просто предвзято отношусь ко всем художникам!
– Ну-ну, – промычала я. Очень мило, что Лео пытается загладить свою вину. Очень мило!
Мы вышли на набережную реки Арно и минут пятнадцать просто стояли, наблюдая за игрой редких бликов на поверхности воды. Невдалеке плескались дети, женщины стирали белье. Из дымоходов парочки окраинных зданий валил густой дым, который приносил с собой резкий запах. Поддавшись внезапному порыву, я прижалась к плечу Леопольдо и подняла на него слезящиеся глаза.
– Скорее всего, я просто приревновал тебя, – вдруг сказал итальянец.
Эм… что он имеет в виду? Я глупо захлопала ресницами, пытаясь вспомнить, о чем мы говорили минут двадцать назад.
– Приревновал к Сандро? – догадалась я.
Лео смущенно кивнул.
– Между вами существует особая эмоциональная связь, – итальянец неловко переступил с ноги на ногу. – Все это время я мог только мечтать о том, чтобы в наших с тобой отношениях появилась подобная душевная близость.
Я молча опустила глаза. Что за глупости? Если ты всегда хотел сблизиться со мной, то просто не стоило вести себя как идиот. Эх, Лео, тебе стоит разрешить парочку внутренних конфликтов, прежде чем пытаться объясниться.
– Почему ты так резко изменился по отношению ко мне? Если все дело в том, что мы переспали…
– Конечно, нет! – ответил Лео. – Я… давно хотел открыться перед тобой, признаться в своих настоящих чувствах. Пойми, я просто боялся, что перешел черту и совершил слишком много ошибок. Я был уверен, что ты презираешь меня, Роза, – итальянец шумно выдохнул. – Представь, как сильно я удивился, когда узнал, что ты ходила к Лоренцо с прошением. Тогда-то я и понял, что еще не все потеряно.
– Что за чушь? Я никогда не презирала тебя, а совсем наоборот! Да я каждый день искала новый способ подступиться к тебе! – взвыла я. – Честное слово, порой я чувствую себя настоящей мазохисткой, которая страдает стокгольмским синдромом.
Леопольдо хихикнул.
– Стокгольмский синдром? Ты считаешь меня насильником? Абьюзером? Мерзавцем?
– Посмотри на наши отношения со стороны! Мы с тобой застряли во Флоренции пятнадцатого века, а ты вместо того, чтобы поддержать меня морально, запираешь в доме все замки и приказываешь мне сидеть на месте и ждать, ждать, ждать!
Лео хмыкнул и наклонился к моему уху.
– Если бы я действительно был насильником, я привязал бы тебя к кровати тугими ремнями, – итальянец взял мое лицо в ладони, его взгляд остановился на моих губах. – А в рот засунул бы кляп.