Возможно, они были правы. Я не знала. Не знала, выжили бы мои чувства к Гроулу на свободе, у меня никогда не было бы шанса узнать.
Мы ехали в течение двух дней и останавливались только, чтобы сходить в туалет.
Талия вообще не разговаривала в первый день. На второй она, наконец, сказала нам, что с ней все в порядке. Что она не пострадала. Что жена её охранника заботилась о ней, как могла.
Я испытала огромное облегчение, хотя впереди нас ждало ещё одно препятствие. Убедить главу Фамильи Нью-Йорка помочь нам и принять нас.
Мама позвонила ему со старого телефона — автомата на остановке и сказала, что мы приедем. Он ничего не обещал.
Он, наверняка, думал, что мы шпионы.
Трудно было бояться будущего. Я онемела. Слишком много всего произошло. Человек, которого я любила, был мертв. Он умер за меня.
Я не была точно уверена, во что я верю, только в то, что должно быть что-то после этой жизни. Я надеялась, что доброта Гроула будет воспринята как шаг к искуплению и даст ему доступ к лучшему месту в загробной жизни. Он так много страдал, пока был жив, и хотя отчасти это была его собственная вина, я хотела счастья для него теперь, когда он был мертв.
Во второй половине дня мы въехали в Нью-Йорк.
— Что будет, если они не позволят нам остаться? — прошептала Талия.
— Или они подумают, что мы шпионы, и убьют нас, или отошлют, люди Фальконе убьют нас, — жестко сказал Мино.
Я могла бы ударить его за это заявление, даже если бы оно было правдой.
Коко взвыла у меня за спиной.
Я повернулась и почесала её за ухом. Она наклонила голову, чтобы облегчить мне доступ.
Бандит просунул голову мне под руку, тоже умоляя о внимании.
Я начала щекотать его под подбородком, как он любил, и он закрыл глаза, явно наслаждаясь.
Эти могучие животные, которые так ужасно пугали меня вначале, каким-то образом пробрались в моё сердце. Как и их хозяин. У обоих была ужасная внешность и потенциал разрушения, но под этим было что-то нежное и уязвимое, что-то, что заставляло желать заботиться о них и любить их.
Теперь от Гроула оставались только Коко и Бандит. Я должна была заботиться о них столько, сколько смогла бы, постараться защитить их от вреда. Я была должна, ради Гроула.
Мои глаза начали гореть, как это часто бывало в последние дни, но я сморгнула слезы.
Я больше не могла плакать. Это, казалось, истощило всю мою энергию, а я нуждалась в ней для встречи с Нью-Йоркской Фамильей.