Я люк открыл, высунулся, а у дороги кол стоит, и на нем человек нанизан.

Командир потер лицо ладонью, словно хотел снять с него гримасу боли и отвращения.

— Скорчился бедолага, как бабочка, на иглу наколотая, грудь, живот до мяса раскровянил собственными руками.

Мучился страшно. Я спать лягу — все его вижу, а в ушах крик солдата!

— Из-за чего это происходит? — допытывался Святой.

— Погромы-то? Повод всегда найдется, а в причинах не нам разбираться!

— Осточертело воевать, не зная за что!

— Заваривается здесь каша. Принимай взвод, знакомься с людьми. Чует моя душа, еще навоюемся на родной землице…

Майор как в воду глядел…

— Построиться по полной боевой выкладке! — передал дневальный приказ комбата.

Лязгнули решетчатые двери оружейки. Руки солдат соприкасались с холодной вороненой сталью стволов, пальцы торопливо снаряжали магазины.

В казарму ворвался Виноградов, которого срочно вызвали из дома посыльным.

— Где комбат? — выдохнул он.

— У себя в штабе! Из округа приказ пришел: перебросить батальон в Ош! ввел его в курс дела Святой.

— Куда? — недоуменно переспросил майор.

— Ош, Киргизия… Самолеты заправляются. К двадцати ноль-ноль мы должны погрузиться вместе с техникой!

— Взводные, ко мне! — скомандовал командир роты и принялся нервно расхаживать по коридору казармы. — Ну что вы там копаетесь?

— Товарищ майор, комбат к себе вызывает! — по-петушиному звонко прокричал дневальный, не опуская трубки телефона.

— Второй, третий взводы — крепить технику, первый — получите сухпай. Рогожин, командуй… — на ходу бросил Виноградов.

Роту он нагнал на аэродроме. Солдаты построились в колонну по двое и стояли, готовые погрузиться в самолет.