Я решительно трясу головой.

– Энджел так не думает.

– Я знаю, что думает Энджел. Но говорю про тебя. По-моему, ты не должна замыкаться в себе и давить желание узнать что-то новое лишь потому, что у тебя нет доказательств. Наверное, пора думать своей головой, никого больше не слушая.

Ночью, когда под темные своды тюрьмы не пробивается ни единого лучика света, я лежу на тонком матрасе и усердно размышляю. Выходит, единственный человек, к которому я никогда не обращалась с вопросами, – это я сама. Потому что не ждала от себя ответов.

Я думаю про Вселенную, про Землю, про звезды и задаю себе самый главный вопрос.

Есть ли там Чарли?

Нет.

А есть ли вообще что-нибудь?

Возможно. Кто знает?..

Утром Бенни бросает мне в камеру конверт. Внутри лежит официальное уведомление, что слушания по вопросу моего условно-досрочного освобождения назначены на пятнадцатое число. В мой день рождения. Через три дня. Я настраиваю себя, готовлю к тому, что буду оглядываться каждую минуту, ждать доктора Уилсона, но он не придет. И я, затаив дыхание, дождусь решения, которое обрушится на меня и придавит, словно бабушкин сундук с разбитым сервизом. «Отказано», – заявят мне металлическим голосом. Охранник бесцеремонно закует меня в кандалы и отвезет в Биллингс, где бросит в камеру, битком набитую мускулистыми тетками с гнилыми зубами и татуировками на лицах. И каждая хорошая мысль, которая успела здесь зародиться, лопнет, словно мыльный пузырь, потому что за спиной щелкнет замок и мне больше не придется ничего решать. Будущее будет заперто вместе со мной.

Я навеки распрощаюсь с Энджел, которая зря старалась выиграть за меня вакансию в программе «Мост», с Бенни, и мисс Бейли, и Рашидой с Трейси, и с каждым камешком в колонии.

Интересно, придет ли попрощаться доктор Уилсон? Или он уже потерял ко мне интерес, поняв, что я все равно не расскажу ему правды, на которую он так рассчитывал?

А еще интересно, что ждет меня дальше. Потому что, даже когда меня освободят, через год, или два, или пять, мне все равно некуда будет идти, и я застряну на месте, как родители в свое время застряли в трейлерном парке, утонув в каждодневной рутине, когда на заднем дворе растут сорняки, а ржавый грузовик по утрам ломается. И только Пророк с каждым своим шагом озарял их жизнь небесным сиянием.

Теперь я почти понимаю, что если угодить в такую рутину, то сбежишь куда угодно, лишь бы обрести наконец свободу.

Однако я не знала этого тогда, в последний раз, когда видела Общину, прежде чем ее поглотил огонь. В ту ночь в голове билась одна мысль – забрать Констанс. Спасти ее…

Джуд подхватил Констанс на руки. Она забилась, вырываясь, и ее крики эхом разлетелись по пустому дому. Мы сбежали вниз по лестнице, Джуд свободной рукой распахнул заднюю дверь. На пороге стоял мой отец. Я увидела его лишь мельком, потому что Джуд захлопнул дверь и крикнул мне:

– Беги!

Мы бросились к главному входу… Поздно. Они собрались там все – выскочили из Зала Пророчеств и столпились во дворе, держа в руках фонари. Глаза у них горели от гнева.

Мужчины кинулись на нас. Джуд поставил Констанс на землю и вскинул руки. В реальном мире это означало бы капитуляцию – но мы были отнюдь не в реальном мире. Мы угодили в какой-то кошмар, где справедливости не нашлось места.

Дьяконы выволокли Джуда в центр двора, вспахивая его ботинками мерзлую землю. Меня схватили, железной хваткой сковав незажившие культи. Я ахнула от боли, перед глазами встала белая пелена.