– А, ясно… – Энджел кивает. – Твой папаня, видать, двинулся на почве религии. И всю семью заодно подсадил. Обычное дело.
– Правда? – удивляюсь я.
– Само собой. Мои предки тоже помешаны на вере. Меня всю жизнь таскали в церковь.
Раздается негромкий сигнал. Энджел спрыгивает с койки. Из коридора доносятся жужжание открываемых дверей и шаги по решетчатому полу.
– Что это значит?
– Обед.
Наша дверь открывается последней, и только сейчас я понимаю, как много здесь на самом деле заключенных. Перед нами, держась на расстоянии в полтора метра, по двое шагают девушки в оранжевых комбинезонах.
Тюрьма распахивает металлическую пасть и изрыгает своих узниц в паломничество.
Глава 8
Когда утром зажигается свет, я, шатаясь, сползаю с койки и бреду вслед за Энджел в столовую, где меня ждет жидкая овсянка в синем пластиковом стаканчике; ее приходится вливать себе в рот, запрокидывая голову. Девочки с шумом собирают книги с тетрадками и отправляются на учебу, а я одна возвращаюсь в камеру. В конце коридора стоит надзирательница, наблюдающая за каждым моим шагом, но я украдкой все-таки выглядываю в крохотное окно, забранное решеткой. В стекле отражается мое лицо: запавшие глаза и волосы, рассыпанные по плечам спутанной коричневой шалью.
В камере меня уже ждут. Вокруг полная тишина – значит, на этом уровне не осталось ни души: только я и мужчина, невозмутимо, как у себя дома, сидящий на низком табурете возле койки. Он держит карандаш и постукивает им по желтому блокноту на коленях.
Дверь с жужжанием отъезжает в сторону.
Мужчина встает. Я вдруг чувствую вкус фруктового ароматизатора, а перед глазами всплывают картинки из зала суда в тот день, когда мне зачитывали приговор.
– Доброе утро, – говорит мужчина и жестом указывает на койку. – Садись.
Я медленно подхожу и забираюсь на матрас, поджимая ноги. Мужчина снова впихивается в тесное пространство между унитазом и койкой. Табуретка низкая, колени у него торчат. Я смотрю на исписанный блокнот. Жаль, не могу прочесть ни слова.
– А я вас знаю, да?
– «Старбёрст», – соглашается тот.
Я киваю.
Мужчина морщится:
– Адский тогда выдался денек…