Через несколько месяцев Жак примелькался обитателям виллы. Красивый и вежливый друг Сильвии, он им нравился. Однажды он предложил отвезти гостей Троцкого в порт Веракрус, и те согласились. Когда утром Рамон приехал за ними на виллу, его пригласили во двор. После нападения Сикейроса прошло меньше недели, и Рамон явно делал успехи.
Первым, кого увидел Рамон, был Троцкий, кормивший своих любимых кроликов, которых он разводил в клетках во дворе.
Ему представили Рамона, и Троцкий пожал ему руку. Но вместо того чтобы завести разговор со Стариком, агент подошел к Севе и подарил ребенку игрушечный планер. Этот незамысловатый трюк сработал: Рамона пригласили на семейный завтрак.
После этого Меркадер на несколько недель уехал в Нью-Йорк, а когда вернулся, Троцкие пригласили его и Сильвию на чай. Рамон проговорил со Стариком больше часа. Теперь он был вхож в дом, и за несколько визитов узнал все необходимое, чтобы привести в исполнение свой план[59].
Эйтингон считал, что медлить больше нельзя, и Каридад дала свое благословение сыну. Теперь им нужно было решить, как именно убить Троцкого. Рамон, опираясь на свой боевой опыт, предлагал разные варианты: застрелить Троцкого, зарезать ножом или проломить ему голову. В конце концов Эйтингон и Каридад выбрали ледоруб и нож. Эти предметы нетрудно спрятать под одеждой, и, в отличие от пистолета, они не произведут лишнего шума.
20 августа Рамон – одетый, несмотря на жаркий солнечный день, в плащ и шляпу, – постучал в ворота виллы. Он был без Сильвии, но охранники его впустили. Рамон сказал Троцкому, что переработал свою статью о политике левых, которую тот прежде нашел «путаной и полной банальностей»[60], и попросил ее прочитать. Троцкий согласился, и они прошли в его кабинет. Рамон повесил плащ на стул и, когда Троцкий погрузился в чтение, вытащил из-под плаща ледоруб.
У виллы Рамона ждали две машины. Напротив ворот стоял его «Бьюик», а неподалеку – второй автомобиль, в котором, затаив дыхание, сидели Эйтингон и Каридад. На этот раз Эйтингон решил находиться ближе к месту событий. К вилле начали подъезжать полицейские машины. Что-то там происходило, но что именно? Вскоре стало ясно, что Рамон схвачен[61]. «Они меня заставили!.. У них моя мать!» – кричал Меркадер, когда охранники повалили его на землю.
Автомобиль Эйтингона и Каридад сорвался с места. Теперь их путь лежал на Кубу, оттуда – в Нью-Йорк, через все Соединенные Штаты, затем через океан до Китая и в конце концов – в Советский Союз.
На следующий день было официально объявлено о смерти Троцкого. Эйтингон отправил в Москву зашифрованное радиосообщение, но оно снова запоздало. Сталин узнал долгожданную новость из сообщений ТАСС: работа была сделана.
К тому времени в Европе почти год шла Вторая мировая война. Советский Союз приложил к этому руку, оккупировав часть Польши. Таким образом, хотя и без официального объявления, СССР был уже воюющей державой, но Сталин продолжал тратить драгоценные ресурсы своих спецслужб на охоту за бывшими соотечественниками, разбросанными по всему миру. Рамону, который сидел в мексиканской тюрьме, тайно присвоили звание Героя Советского Союза – высшую награду страны. Эйтингон и Каридад получили ордена Ленина. Не был обойден и советский вице-консул в Нью-Йорке, курировавший Якова Голоса и Джона Рича[62].
В следующие десятилетия русские эмигранты по-прежнему будут занимать первое место в списке приоритетов советской разведки. А пока, спасибо профессионализму Эйтингона, агентурные сети Якова Голоса в Нью-Йорке не пострадали. Они были полностью готовы к работе и только ждали своего часа.
Глава 6
Место действия: США
Советская разведка вступила во Вторую мировую войну, имея уникальное преимущество, которого не было ни у одной другой спецслужбы мира. Вербовка иностранцев – это всегда риск. В любой стране шпионаж в пользу другого государства считается государственной изменой, и мало кто готов переступить эту черту. Но борьба за победу коммунизма во всем мире была совершенно другим делом. Тысячи немецких, французских, испанских и британских коммунистов и их сторонников хотели принять участие в борьбе за общее дело, не знающее национальных границ. В некоторых странах, особенно в США, коммунистической идее симпатизировали тысячи эмигрантов, в свое время бежавших от погромов в царской России. Этот идеализм оказался весьма на руку московскому Центру.
В 1920-х и 1930-х гг. главную роль в работе с иностранцами выполнял отдел международных связей Коминтерна – его разведка. Эта организация, которая считала своей целью распространение коммунизма по всему миру, активно вербовала и обучала сочувствующих в разных странах. Коминтерн был по-настоящему глобальной структурой, формально независимой от советского руководства, его комитеты состояли из немцев, испанцев, французов, рабочим языком был немецкий, но штаб-квартира находилась в Москве. Последнее в итоге и сделало организацию уязвимой: в конце 1930-х Сталин уничтожил почти всех ярких лидеров Коминтерна. Оставшиеся в живых соглашались сотрудничать с советской разведкой, которая была неотъемлемой частью ОГПУ-НКВД, чьи сотрудники расстреливали их товарищей на полигоне «Коммунарка».
Репрессии помогли советским спецслужбам поставить под контроль руководство Коминтерна, но перевербовать рядовых членов Коминтерна было намного сложнее. Одно дело – готовить мировую революцию: мало кто возражал против совместной работы с единомышленниками из-за рубежа. Совсем другое дело, даже с точки зрения убежденного коммуниста, – передавать секретную и военную информацию правительству другой страны.
Имелась и еще одна серьезная проблема. Подозрительный до паранойи, Сталин переделал советскую разведку на свой лад, превратив ее в организацию со строгой внутренней иерархией, одержимую поиском предателей в своих рядах. Такая разведка была плохо приспособлена для работы с зарубежными сетями коммунистов, не привыкших к беспрекословному подчинению и субординации.
1 июня 1940 г. москвичи собрались у газетных стендов. Гитлеровская Германия побеждала – в мае капитулировала Голландия, вслед за ней Бельгия, и вот теперь под натиском немецких танков Франция быстро теряла территорию и армию. Люди хотели узнать последние новости о блицкриге, но главная советская газета «Правда» посвятила первую полосу статьям о необходимости укрепления партийной пропаганды и отчету о недавно прошедшей сессии Верховного Совета РСФСР.
Место новостям о войне нашлось лишь на пятой полосе, и они ограничились краткими сводками, такими как «Командующий Первой французской армией взят в плен». На шестой странице газета опубликовала короткое сообщение о съезде Коммунистической партии США в Нью-Йорке. «От имени центрального комитета компартии США выступил генеральный секретарь Браудер, предложивший программу, с которой партия выступит на президентских выборах. В программе указывается, что задача предотвращения вступления США в войну требует напряженной работы [со стороны компартии]»[63].
Между тем на северо-западе Москвы, в циклопическом прямоугольном здании с чудовищным портиком, куда недавно переехал исполком Коминтерна, были совсем другие настроения. Мужчины и женщины средних лет с бледными лицами – политические эмигранты, бежавшие в СССР от нацистских и фашистских режимов, – собирались небольшими группками и обсуждали новости и слухи о войне. Говорили тихо, подальше от посторонних ушей.