Черити отвернулась — глаза опять были полны слез, она вообще часто плакала в последнее время.

— Но это же моя вина! Если бы я не убедила тебя остаться здесь, малыш был бы жив! Ребенок Элисон... он был так похож на нее... а ты так любил Элисон! Теперь у тебя ничего не осталось, совсем ничего!

— Послушай меня, Черити, — тихо сказал Даррелл. — Я скорблю о мальчике... как может быть иначе? Это мой сын! Но я был чужой для него, я совсем его не знал. И даже его мать сейчас для меня не больше чем милое угасающее воспоминание. Да, я любил ее... — Так как Черити быстро обернулась к нему, готовая протестовать, он поспешно продолжал: — Я любил ее нежность, ее красоту, ее зависимость от меня. Меня женили не по моему выбору, но я был счастлив в браке. И все-таки уже в самые первые месяцы войны, всякий раз как я грезил о Конингтоне во сне или наяву, я всегда видел твое лицо. Не Элисон.

Черити махнула рукой:

— Вы же с ней были женаты так недолго! А я была частью твоей жизни в Конингтоне много лет.

— Так и я говорил себе. Однако шло время, память о ней слабела и становилась туманной, а твой образ оставался ярким, как звезда. Моя путеводная звезда, которая в конце концов снова привела меня домой! Не было ни одного мгновения, Черити, когда мысль о будущем не означала бы также мысли о тебе.

Он умолк и поднялся на ноги, бережно взяв ее за руки и увлекая за собой. Глядя в его глаза, Черити видела в них не упрек и обвинение, чего так страшилась; а что-то более глубокое, чем прежняя родственная привязанность.

— Пора нам сказать правду друг другу, — продолжал Даррелл, — правду, которую лучше было бы высказать той ночью в Дауэр-Хаус. Я люблю тебя, Черити! Не уговоры твои, не напоминания о долге и обвинения в гордыни удержали меня здесь, в Конингтон-Сент-Джоне, хотя умом я понимал справедливость твоих слов. Нет, ты сказала кое-что еще в то утро, и это проникло мне прямо в сердце. «Я не поеду», — сказала ты, и тогда я понял, что тоже не смогу уехать. Что я прикован к тебе самыми крепкими цепями, какие только существуют в этом мире. — Даррелл обнял ее, прижал к себе и сказал, касаясь губами мокрой от слез щеки: — Ты говоришь, что у меня ничего не осталось, но ты ошибаешься, малышка! Ты моя надежда, моя сила, сама жизнь, и до тех пор, пока у меня есть ты, у меня есть все.

Для Черити его признание оказалось настолько неожиданным, что ей трудно было поверить в это. И даже укрытая в его объятиях, положив голову ему на плечо, она все-таки пробормотала тихонько:

— Нет, этого просто не может быть! Такое счастье может только присниться.

— Бедняжка! Любимая! — Даррелл говорил с глубокой нежностью. — Ты была так одинока, и на твою долю выпало много горя, но твое смелое сердце все преодолело. Все позади, больше ты не будешь одинока, любовь моя! Что бы ни готовило нам будущее, мы встретим его вместе!

— Вместе! — прошептала она. — Ах, Даррелл, разве это возможно? То, что мы любим друг друга, ничего не меняет: Джонас никогда не даст согласия на наш брак. Он запретил мне даже видеться с тобой.

— Однако ты здесь, — напомнил он ей с улыбкой, — в моих надежных руках. Поверь мне, малышка, не требования Джонаса удерживали меня вдали от тебя все это время, а только то, что ты сама не хотела меня видеть. Когда я узнал об этом, меня действительно охватили сомнения! Я вспомнил, как ты была расстроена в ту ночь, когда я заговорил о браке, я боялся, что ты все еще смотришь на меня только как на друга и брата, что тебя бросает в дрожь от одной мысли стать моей женой.

Черити покачала головой:

— Нет, это как раз потому, что я больше не смотрела на тебя как на брата. И не могла бы выйти за тебя замуж, думая, что ты по-прежнему любишь Элисон. Я ревновала к ней, Даррелл, и так стыжусь своей ревности. А потом, после... — Ее голос на мгновение прервался, но она решительно продолжала: — После несчастного случая мне еще больше казалось, что она стоит между нами...

— Ничто не стоит между нами, — твердо прервал ее Даррелл. — Ничто, кроме враждебности Джонаса, и ее мы преодолеем, с Божьей помощью. Малышка, я был близок к отчаянию все это время, зная, что ты так бессмысленно терзаешь себя, и не имея возможности прийти в Маут-Хаус успокоить тебя! Когда Сара рассказала мне сегодня, что я найду тебя здесь...

— Сара рассказала тебе? — перебила его Черити. — Откуда она узнала?

— Она видела, как ты вышла из дому, и отправилась за тобой. Сначала она подумала, что ты идешь в Дауэр-Хаус, и пошла за тобой только из опасения, что у тебя не хватит сил на такой дальний путь. А когда поняла, что ты идешь сюда, то испугалась по-настоящему и примчалась сказать мне. — Даррелл с любопытством посмотрел на нее: — Черити, а в самом деле, почему ты пришла сюда?

Она ответила не сразу, стыдясь теперь безнадежной тоски, которая привела ее в Конингтон, но она была не способна лгать ему.

— Потому что я почувствовала, что у меня больше нет сил терпеть все это, — наконец произнесла она тихо. — Все истинное счастье, выпавшее на мою долю, лежит здесь. И поскольку я думала, что все мое счастье навсегда осталось позади, мне показалось, что это единственное подходящее для меня место. Здесь, где вся радость, надежда и красота лежат в развалинах.