Разве не должно у государства быть границ? Тогда почему нынешние наши границы с другими государствами либо открыты, либо охраняются частными компаниями? И мы все знаем, что это за компании. Вы даже не сможете списать это на национальную специфику, поскольку то же самое мы наблюдаем по всему миру за редкими исключениями.

Разве не должно государство собирать налоги? Так почему нашему правительству не пришло в голову вместо того, чтоб давать MJ очередные льготы, сделать налог с её деятельности действительно разумным. Предвосхищая вопросы: ноль целых пять десятых процента с прибыли — это не просто неразумно, это убийственно. Я знаю, прекрасно знаю, чем прикрываются сторонники низкого налогообложения для технологических компаний: нашим вечным отставанием. Но и это неправда. MJ — одна из ведущих технологических компаний мира. Ещё несколько лет, и во всех новостях мы услышим о необходимости поддержания лидерства на рынке. Никто давно не стесняется никаких оправданий. Нам впаривают любую чушь, а мы с радостью в неё верим.

Разве не должно государство самостоятельно заботиться о том, чтобы пожилые люди были обеспечены всем необходимым? Никого из нас не должно интересовать, где государства берут на это деньги. Перекладывать эту заботу на плечи частных компаний безответственно, и неважно, сколько процентов от всего населения составляют пенсионеры. И пусть пока правительства радуются столь остроумному выходу из сложившейся ситуации, платить за их ошибки придётся гражданам, которые их выбрали и которых они, может быть сами о том не догадываясь, предали. Не до смеха политикам станет в тот момент, когда корпорации с молчаливого согласия обществ и государств избавятся от менее удачливых конкурентов. Они смогут делать с социальными гарантиями всё что захотят. И я думаю, у уважаемых представителей корпорации MJ есть далекоидущие планы на этот счёт, не так ли?

Разве не должны государства следить за опасными разработками? Почему же они так беспечно поверили в то, что Комитет по этике и другие международные организации могут сделать для этого больше, чем они сами? Почему они закрывают глаза на опасности, связанные с внешней памятью? Не то чтоб я верила в возможность создания технологии, позволяющей управлять людьми на расстоянии, которой нас пугают всю мою сознательную жизнь, но есть, в конце концов, множество других опасностей интеграции внешней и биологической памяти. Мы лишены выбора, использовать внешнюю память или нет, поскольку, отказавшись от её использования, мы окажемся не только менее конкурентоспособны, чем люди, её использующие, — мы окажемся отрезаны от взаимодействия с другими. Окажемся в одиночестве. Можно ли это назвать свободой выбора? Разве что в каком-то очень неправильном, извращённом смысле.

Можно сказать, что государства просто ещё не представляют себе, как справляться с такими новыми и неясными угрозами, как интегрированная память. Но постойте, что вы скажете о вполне привычном нам ядерном оружии? Со всем уважением, мы делаем вид, что ничего не изменилось, но скажите мне, кто как следует контролирует территории, свободные от ядерного оружия? Кто в две тысячи шестьдесят первом году обслуживает спутники и другие космические объекты?

Мы упиваемся миром, не нарушавшимся последние девять лет. Но не преждевременно ли? Что такое Комитет по этике, не имеющий фактически никаких полномочий? Что это за мировой арбитр, который полагается исключительно на милость корпораций, делегирующих туда своих лучших лжецов? Кто послушает комитет, начнись где-нибудь война? Я не говорю про ООН, я даже не упоминаю правительства: они больше ничего не решают.

Если вы думаете, что я клоню к тому, что все мы обречены… Что ж, к этому я и клоню. И всё же я считаю нужным обратиться в первую очередь к комитету: у вас не только есть редкая возможность, вы просто обязаны призвать корпорации к ответственности. Вы обязаны использовать все средства, имеющиеся в вашем арсенале. Вы обязаны хитрить, угрожать, а иногда даже исполнять свои угрозы, чтобы заставить корпорации не вести себя так, как будто всё, что им принадлежит — их безусловная частная собственность. Это больше не так. И вы, уважаемый комитет, должны сделать так, чтобы корпорации управляли миром, а не эксплуатировали его.

Странно? Нелогично? Сегодня я бросила столько камней в корпорации, я демонизировала их, я вылила на них всё порицание, накопившееся у меня за мою сознательную жизнь, что теперь вы сидите и думаете, что я, должно быть, начисто лишена логики. Что ж, не я создавала этот мир. Лично я бы предпочла вернуться в начало двадцать первого века. Да, я хотела бы жить в мире несовершенных, коррумпированных, но сильных государств. Но ведь я, как и вы все отдельно взятые, лишена выбора. Мы имеем то, что имеем, и мы не можем это игнорировать. Мы не можем повернуть историю вспять, но можем изменить мир так, чтобы жизнь в нём не превратилась в ад.

Корпорации должны полномасштабно осуществлять все те функции, от которых государства отказались, а не только те, которые им выгодно осуществлять. У нас нет никакой иной возможности улучшить ситуацию.

Я не виню корпорации в их жадности: они созданы для того, чтобы получать прибыль. Я также не виню правительства в их слабости: их падение — следствие изменений в общественном мнении, происходивших последние два десятилетия. Всё в мире происходит по какой-то причине. И по той причине, что мир — на грани краха, мы и должны теперь действовать.

Мы не должны покупаться на сказки о том, что корпорациям невыгодно друг с другом воевать, потому что они заинтересованы в поддержании стабильных торговых отношений друг с другом. Что, в конце концов, может быть глупее? Отдельным корпорациям, напротив, выгодны маленькие войны. И все вы прекрасно знаете, что любая корпорация, рассматривающая себя как частное предприятие, будет в первую очередь думать не о мире во всём мире, совсем нет.

И, зная обо всех нависших над нами угрозах, разве не становимся все мы преступниками, осознанно бездействующими? Я поясню, кого я имею в виду: я имею в виду каждого, кто хоть как-то связан с корпорацией. Да, я готова назвать преступником каждого сотрудника каждой корпорации мира. И то же самое я могу сказать про каждого, кто работает в комитете: пока вы бездействуете, вы совершаете преступление против человечества.

Может возникнуть вопрос: почему я обо всём этом говорю? Я просто не могла упустить уникального шанса: редко на вступительной речи присутствуют сразу трое экспертов комитета, да ещё и представитель корпорации по фамилии Меженов. Вероятно, я злоупотребила вашим временем, многократно превысив лимит на выступление и совершенно отклонившись от темы, но, поскольку никто меня не остановил, я сказала всё, что думала, выступая здесь и сейчас, в одном из залов нового здания корпорации. Я сказала это, поскольку нет больше никакой корпоративной этики. Есть только свобода и несвобода. И я сделала свой выбор между тем и другим».

Её «спасибо за внимание» никто как будто не услышал. Эмри, откинув со лба волосы и не дождавшись ни вопросов, ни разрешения покинуть зал, вышла сама.

Молчание висело ещё секунд десять.

— Каково, а? — Мелджен обвёл взглядом остальных членов комиссии. — Не каждый день нас называют преступниками люди, которые претендуют на работу в корпорации.

— Да уж, — Роулс не смог сдержать улыбку, — всё бывает в первый раз, а, Мел?

Мелджен рассмеялся.

— Ну, я готов проголосовать. Не дожидаясь обсуждения, — сказал он.

Многие из тех, кто сидел в комиссии, подняли глаза впервые за долгое время.