По лицу Фэлла пробежала вспышка раздражения, но затем выражение его вновь вернулось в норму.

— Вы, возможно, захотите знать об одном из местных жителей. Достопочтенный Джон Майерс находится здесь уже два года. Я бы убил его за то, что его рука расстроила мои планы, но помимо биологических добавок я также питаю интерес к астрономии, поэтому он будет находиться здесь, пока не закончит книгу, которую пишет для меня по данному вопросу, в котором он достиг определенного успеха.

Мэтью осмелился заговорить.

— Я полагаю, эта книга станет настоящим кладезем знаний, если этому человеку дадут отведать щепотку того, что дали мне этим утром.

— В самом деле. Нет, ему действительно дают кое-что, чтобы помочь ему расслабиться и сбросить общественные сети, что сдерживают его, но это несколько другое… гм… зелье. Книга движется медленно, но верно. На самом деле, Джон вполне доволен содержанием здесь.

— Содержание на величину всей Атлантики отличается от счастья.

— О, не судите так быстро, мистер Арчер, сначала доешьте. Мне кажется, эта рыба буквально апеллирует к вам.

Арчер приступил к трапезе, и Мэтью понадеялся, что он был единственным, кто заметил, что руки судьи дрожат, но надежды эти были, скорее всего, пустыми. Вопрос состоял лишь в том: дрожь эта обоснована страхом, бессильной яростью человека, чья жена умерла в агонии из-за темных планов Профессора, или из-за какой-то отравы, которую незаметно положили ему в еду? Мэтью подумал, что скоро сумеет отсечь хотя бы один из вариантов.

— Сдается мне, Дантон, — сказал Мэтью. — Что ваши дела не так давно вляпались в дерьмо со всех сторон.

Фэлл рассмеялся, мягко закашлявшись.

— К сожалению, подмечено достаточно верно. Уильям, вы нашли себе грозного союзника в лице Мэтью Корбетта. Он представляет собой гораздо больше, чем может показаться на первый взгляд. Вы должны встретиться с двумя людьми, которые приехали из Нью-Йорка, чтобы отыскать его, это нечто. Правда, сделать это нужно будет в ближайшее время, потому что, когда их разум окончательно размякнет, от этого разговора будет толку не больше, чем от разговора с кухонной тряпкой.

Стремление протянуть руку, схватить со стола первый попавшийся предмет и броситься на Фэлла, охватило Мэтью, словно лихорадка. Он подумал, что бокал может вот-вот лопнуть от напряжения в его руке. Он посмотрел на кусок рыбы в своей тарелке, стараясь отвлечься и успокоиться, уносясь воспоминаниями в желанное прошлое. Ему все-таки удалось проглотить свой гнев и продолжить трапезу, хотя под волнами тихой ярости лицо его невольно изменилось.

— Скажите мне, — обратился Профессор к Арчеру. — Так к чему на самом деле был ваш маскарад? Что он в себе нес? Какой смысл несло в себе убийство шести мелких сошек, что работали на меня? У одного из них, насколько я знаю — у того, который состоял в одной из банд Уайтчепела — на руке была такая же метка, как у Мэтью. И… дорогой Мэтью, я уже говорил Вам, но лишний раз убедился: вы даром времени не теряете. Но не об этом сейчас. Скажите мне, судья Арчер, на что вы надеялись, пытаясь зацепить меня такими мелочами? Вы, похоже, многое знаете о моей влиятельности. Почему было не подстеречь судью Чемберлена и не перерезать ему горло, когда он выходил из зала суда? Почему было не убить, к примеру, адвокатов — Эдвина Уикетта и Хамфри Маускеллера? Или… даже лучше… почему вы, одетый в костюм Альбиона, не заявились прямо в здание Парламента со своим мечом? Вы, наверное, знаете, по крайней мере, троих моих сообщников по именам. Я задаю вопрос: почему вы не убили кого-то, кто мог бы значить для меня больше и кто реально мог бы доставить мне проблемы на пару часов?

Фэлл улыбнулся Арчеру, держа на вилке кусок рыбы.

— А ответ прост, судья Арчер, — осклабился он. — Потому что вы злы.

Он съел свой кусок.

Арчер был недвижим, как скала.

— Да, злы, — повторил Фэлл. Улыбка его угасла. — Вы атаковали и убили шестерых человек, которые понятия толком не имели, в чем замешаны. Вы напали на людей, которые не имели никакого значения, а занимались лишь выполнением простых заданий. Разумеется, мне пришлось вытащить их из тюрьмы, это было вопросом чести. Но выслеживать и убивать маленьких человечков, когда большие цели разгуливают вокруг вас каждый божий день… это зло, Альбион. Могу ведь я вас так называть?

Арчер не ответил и вообще никак не отреагировал. Со своим замершим, немигающим взглядом он и вовсе казался мертвым — призраком жизни являлось лишь то, как медленно поднималась и опускалась его грудь в такт дыханию.

— Альбион, — повторил Фэлл, искривив рот в ухмылке. — Я понимаю, почему «Булавка» дала вам это имя, и я уверен, что вы по достоинству просмаковали его. Вы знаете значение этого слова, Мэтью? Я все равно расскажу. Альбион: великий мифический гигант и духовный защитник английской цивилизации. Звучит возвышенно и благородно, не так ли? Одинокий человек, который взял на себя смелость сопротивляться тому, что видит: той коррупции, которая поглотила страну, поэтому он решил убить шестерых глупых мальчиков на побегушках? Восьмерых, если учитывать двух человек, работавших на Матушку Диар. Я бы даже от души посмеялся, если бы не находил это абсолютно жалким зрелищем. Вашей настоящей проблемой были высокопоставленные люди с большими амбициями, которые мерились длиной своих членов и которых я в итоге купил с потрохами, апеллируя к их жадности и идиотизму! Какой толк был в ваших убийствах? Чтобы об этом написали в какой-то вшивой газетенке, которую раздают на улицах? Тысячи английских мальчишек погибли на войне за чужеземное золото. Что с того? Разве вы принялись за «Белый Бархат», который на время смягчает душевную агонию у тех, кто живет под гнетом своих тяжелых будней и ищет любой способ сбежать от реальности и найти мир? Нет. Ох, Альбион… как вы разочаровали меня! Я ожидал начать с вами ожесточенный спор, ожидал великого вербального и ментального противостояния о настоящей природе злых и добрых дел, об истинной сути вещей, а получил только, как выражаются на улицах, фигу с маслом. Посмотрите на Альбиона, Мэтью! Узрите же его без маски, вот каков он на самом деле. Альбион! — голос Фэлла возвысился почти до крика. Голова Арчера повернулась к профессору, но глаза его ничего не выражали.