— Impossibile [невозможно (ит.)]! - мадам Кандольери вновь вспыхнула, и голос ее зазвучал угрожающе громко. — Это же чистое безумие! Нас привезли сюда с целью получить выкуп за меня, вот и все!

Мэтью решил, что сейчас не время давить на этот вопрос. Он отметил, что три охранника начали прислушиваться к разговору.

— Какими бы ни были причины Профессора, — покачал головой он. — Я уверен, что как только выкуп выплатят, вы будете свободны, — он ощутил укол стыда за эту подлую ложь, но тут же осознал, что легкий огонек страха, который дива скрывала за маской злости, пропал. На деле она была чрезвычайно хрупкой и ранимой натурой, и носила свою маску строгости, скандальности и злости, как судья Уильям Арчер носил свою. Ей пришлось поверить в то, что требование выкупа было выдвинуто, и деньги скоро доставят.

Ди Петри, так или иначе, поймал взгляд Мэтью через край своей кружки и немо передал сообщение: Я понимаю, что вы хотите сказать, и она тоже.

Мэтью обратился к синьоре:

— Я не очень сведущ в опере, но рад буду поприсутствовать на вашем выступлении.

Он поднялся.

На лице дивы застыло растерянное выражение.

— Аккомпанировать собираются два скрипача, аккордеонист, девушка с бубном и двенадцатилетний мальчик, у которого было четыре урока игры на трубе, и это будет… как бы это сказать… феерично, — нервно усмехнулась она.

— Доброй ночи, — только и ответил Мэтью им обоим. Ди Петри приподнял кружку с вином, а дива склонила голову буквально на долю дюйма.

Мэтью взял свой фонарь, покинул «Знак Вопроса?» и остановился на площади. Холодный ветер взвился и завыл вокруг него. Деревня в этот ночной час казалась спокойным, мирным местом, всего в нескольких окнах виделся свет свечей, все маленькие домики, удивительно похожие друг на друга, сонно укутывали своих хозяев. Это место, безмятежно лежащее под звездами, было таким непохожим на шумный Лондон и даже на Нью-Йорк.

Безмятежно? — подумал Мэтью. Разумеется, это было иллюзией. Вся деревня была маской Профессора Фэлла. Она выставляла его добрым управленцем, интересующимся благополучием своих подопечных, каждый из которых сделал что-то: перешел ему дорогу или вызвал его любопытство. Эта опрятная и чистая тюрьма могла быть выражением идеи милосердия Фэлла или быть его лабораторией для дальнейших экспериментов на благо его предприятий. Что касалось его самого, Мэтью был уверен, что дни его сочтены. Он надеялся лишь, что его оставят в живых еще на несколько дней, чтобы он мог увидеть, как мадам Кандольери выйдет на сцену. Когда Фэлл вытянет всю необходимую информацию из Альбиона, Уильяма Арчера тоже можно будет счесть покойником. А что насчет Берри и Хадсона?

Он был готов проклинать Хадсона за то, что тот втянул Берри во все это, но он прекрасно понимал, что Берри буквально силой пробила себе дорогу на корабль. Это разрывало его на части… то, что она здесь, ранило его в самое сердце, потому что он не сумел уберечь ее, но ведь это все же значило, что, несмотря на страшнейшую ложь, которую он наговорил ей, она любила его настолько сильно и самозабвенно, что готова была пересечь Атлантику в поисках его. А теперь, когда они оба в смертельной опасности, стоит ли ему сорвать собственную маску и рассказать ей, как сильно он любит ее и — если в этой Прекрасной Могиле есть священник — стоит ли попросить ее руки, чтобы вместе уйти в вечность?

Он был уверен, что у Профессора Фэлла и Матушки Диар от этого на глаза навернутся слезы сентиментального умиления — прямо после свадьбы они поведут их на плаху, чтобы отсечь головы им обоим на площади… или отравят их свадебным тортом… или другим изощренным способом, который придет в голову Профессору Фэллу.

Мэтью также был уверен, что Фэлл будет смотреть прямо ему в глаза в момент убийства. И, вероятнее всего, первыми через страшные муки он заставит пройти Хадсона и Берри.

Проклятье!

Он почувствовал, что совершенно бессилен изменить будущее, как был бессилен схватить и задушить ветер, который, невзирая ни на что, в этой тихой отравленной наркотиком деревне, кружил вокруг него с бешеной скоростью.

Мэтью плотнее закутался в плащ и понуро побрел обратно в дом на Лайонфиш-Стрит. Интересно, а крылатки не ядовитые? Он не имел понятия.

В доме он нашел свою сумку, в которой доставили новые костюмы и рубашки, которые для него заказала Матушка Диар. На комоде в спальне рядом с умывальником в небольшой баночке лежал зубной порошок, несколько зубочисток, кусок мыло, пара свежих белых мочалок и бритва.

Мэтью знал, что Профессор Фэлл был уверен в его благоразумии. Да и вряд ли он использует бритву, чтобы перерезать себе горло, до того, как увидит Берри и Хадсона и получит некоторые ответы. Но использовать бритву по назначению сейчас было бы в самый раз.