Глава 1

На кафедре святителей Петра и Алексия

Путь святителя Филарета к древней и славной кафедре Московской оказался непростым. Вернемся на несколько лет назад.

Архиерейская хиротония владыки Филарета (Дроздова) состоялась 5 августа 1817 года в Свято-Троицком соборе Александро-Невской Лавры и привлекла большое внимание. Общее мнение было, что новый владыка более чем достоин этого сана. Менее однозначной оказалась реакция самого тридцатипятилетнего архиерея – епископа Ревельского, викария Санкт-Петербургской епархии, ректора Санкт-Петербургской духовной академии и настоятеля Московского Новоспасского монастыря.

Епископское служение в Церкви есть служение особое, и для недавнего воспитанника митрополита Платона (Левшина) оно было окружено ореолом божественности. Епископ – глава Церкви. Но из рассказов митрополита Платона, а еще более – из наблюдений за петербургской действительностью питомец Троицкой Лавры знал о трудностях и опасностях епископского служения. Епископ всегда стоит на границе мира горнего и мира дольнего, он защищает Церковь от угроз извне и борется против угроз внутри Церкви. Сколько преткновений на этом пути, сколько соблазнов и искушений…

Например, спустя месяц после хиротонии владыка Филарет вместе с царским Двором отправился в Москву. Там предстояла закладка храма в честь Рождества Христа Спасителя – дело явно благое. Смущало многих москвичей то, что по мысли молодого архитектора А. Витберга строительство предполагалось осуществить на Воробьевых горах – самой возвышенной точке города и самой окраинной, там и жилья-то поблизости не было. Кто придет туда молиться? А если не будет молящихся – для чего же храм? Наконец, первоначальный величественный проект Витберга был воодушевлен мистическими идеями «всеобщей христианской религии» и выполнен в стиле западных храмов. Не лежало сердце Филарета к этому проекту, но воля царская – закон, и он смолчал, присутствовал на закладке храма.

15 марта 1819 года именным высочайшим указом епископу Филарету повелено быть архиепископом Тверским и членом Святейшего Синода. Несколько месяцев ушло на завершение дел в академии, он не мог пропустить выпускные экзамены в июле. Тем временем навалились дела синодальные, он внимательнейше прочитывал десятки дел и выносил свое суждение, как правило благоприятное, на общее рассмотрение собратьев-архиереев. Он испытывал большое удовлетворение от этих трудов, но, с другой стороны, ощущал вину перед тверской паствой и духовенством.

Лишь в мае 1820 года архиепископ Тверской Филарет смог отправиться на объезд своей епархии. За три месяца он объехал все приходы, произнес несколько проповедей в Твери, начал благоустраивать епархиальную семинарию. А уже 26 сентября 1820 года именным высочайшим указом архиепископу Филарету повелено быть архиепископом Ярославским. В Ярославском крае владыке и побывать не удалось, только успел между заседаниями Святейшего Синода направить приветственное послание к ярославской пастве.

3 июля 1821 года именным высочайшим указом архиепископу Филарету повелено быть архиепископом Московским и Свято-Троицкой Лавры архимандритом с присутствием в Московской синодальной конторе.

Это назначение, как и предыдущие, произошло без воли самого Филарета, он покорялся воле царской, а Александр Павлович в то время к нему крайне благоволил. Безусловно, имелись и другие кандидаты, и недоброжелатели Филарета утверждали, что он чрезмерно молод и неопытен для подобного назначения. Однако и доброжелатели Филарета не молчали. Сам он писал своему московскому знакомому графу С. П. Потемкину: «Сохрани меня Бог, чтобы я, как говорите, отвергал вас, то есть Москву. Я отвергал сам себя. Но отречение мое не помогло. Жребий, который мне выходил и который я опять хотел положить в урну, вынут рукою, от которой уже нельзя не принять его. Теперь не отвергните меня вы».

13 августа 1821 года архиепископ Филарет прибыл в Москву уже в качестве главы епархии.

На следующий день в Успенском соборе Московского Кремля он произнес слово при вступлении в управление Московской епархией: «Итак, единая для нас надежда мира с Богом есть милость Бога мира, по которой Он не только не хочет мстить нам за греховную против Него вражду, но и хочет нас освободить от порабощающих нас сею враждою врагов Его и наших; не только не взыскует от нас невозможного с нашей стороны удовлетворения Его правосудию, но и приемлет на Себя удовлетворение оному за нас ходатайством и Крестным подвигом Единородного Сына Своего; признаёт нас достойными наслаждаться миром Его, превосходящим всяк ум (ср.: Флп. 4, 7), как скоро мы признаём собственное недостоинство и утверждаем надежду нашу в Его милосердии… С нашей стороны вера, молитва и смирение открывают в нас ток горнему источнику благодати…».

Новый владыка заводит новый уклад жизни на Троицком Подворье, что находилось на Самотёке вблизи шумного московского торжища. Он сам принимает всех просителей, даже самых неприглядных юродивых. В августе на Подворье появляется А.П. Святославский, сначала в качестве писца, а затем – секретаря владыки и служит ему до самой своей кончины в 1856 году. Установлен иной, чем ранее, порядок рассмотрения церковных дел в консистории: теперь все дела посылаются на просмотр владыке, который утверждает или не утверждает решения консистории. В октябре отдается распоряжение о начале капитального ремонта в Свято-Троицкой Сергиевой Лавре. Духовную семинарию владыка переводит с московской окраины Перервы в Москву, в Заиконоспасский монастырь, что вблизи Кремля.

Владыка Филарет не забывает о родных. Вместе с ними скорбит в конце 1821 года о кончине дедушки, Никиты Афанасьевича Филиппова.

Его регулярно вызывают на зимнюю и летнюю сессии Святейшего Синода, где работы много, и он работает не покладая рук, за себя и за всех остальных членов Синода.

Святитель вспоминал позднее: «Преосвященный Серафим прежде был ко мне расположен, а тут неудовольствие вышло из-за Катехизиса. Может быть, мои несколько горячие объяснения усилили его». Это сдержанное самопризнание о «некоторой горячности» стоит многого. Видно, пламенный характер Московского митрополита в те годы приводил к прямым и ожесточенным спорам. Впрочем, на текущих делах эти конфликты не сказывались. Первоприсутствующий в Синоде митрополит Серафим (Глаголевский), как правило, даже не просматривал всех решений, предлагаемых Московским владыкой, а прямо подписывал их, за ним подписывали и другие члены Синода.

Владыка Филарет, уделяя много внимания текущим делам, не упускал из виду и важнейших дел церковного устроения, например церковной проповеди. Из общения с простыми молящимися в Петербурге и из поездок по разным епархиям с ревизиями он знал о крайне низком подчас уровне церковного просвещения народа, доходящем до того, что верующие едва понимали содержание произносимого ими Символа веры, а священнослужители довольствовались совершением богослужения. Поэтому еще в марте 1820 года он настоял на обязательности катехизических поучений священниками в сельских церквах. В феврале 1822 года на заседании Комиссии духовных училищ архиепископ Филарет рекомендовал ввести в обязательном порядке в духовных школах произнесение проповедей для научения будущих пастырей. Ректорам и преподавателям предлагалось также произносить в воскресные дни речи с толкованием Священного Писания, для назидания и размышления, языком простым и вразумительным, в форме беседы. Предлагалось также ввести в семинариях и академиях регулярное чтение трудов отцов Церкви, для чего переводить их с древнегреческого и латинского на русский язык.