— Да, чтоб нога твоя впредь сюда не ступала. Бери, да отпусти несчастного щекотуна, пока он не издох со страху.

— Но мне не надо, — Сурья поднял ожерелье кончиком сапога, — хочешь, оставь себе.

— Если не возьмёшь, они его сожрут.

— Кто?

— Остальные щекотуны. Ему поручили откупиться. Если станешь мешкать — им придётся уйти. А он поплатится за неудачу.

— Но почему? Я ведь никого не трогал.

— Ты нехороший, — снова сказала Голубушка.

— Эй, кончай заливать, — вмешался Орест, — он мой брат, хоть и выглядит, как человек. И если будете продолжать в том же духе, я вам всем головы поотрываю.

— Он не человек, — буркнула Голубушка и скрылась под водой.

Сурья задумчиво подбросил ожерелье на ладони и сунул в карман кафтана.

— Считай, откупился, — сказал он щекотуну.

Лицо нечисти озарилось довольной улыбкой. Щекотун довольно быстро скрылся в своём ивовом убежище, и вскоре из-под зелёных прутьев на братьев уставились сотни внимательных глаз.

— Что здесь творится? — ошарашено спросил Орест.

— Тебе лучше знать. Ты у нас ходок.

— Я ещё не видел, чтоб они так себя вели, — Орест задумчиво почесал подбородок, затем нахмурился и стал фертом, — а тебе снова удалось отвертеться.

— Нет, уж дудки — мне твоё бабьё не по вкусу.

— А какое по вкусу?

— Не знаю. Увижу — скажу.

— А знаешь что? — Орест хлопнул себя по лбу, — я, кажется, понял. Может, тебе человеческие бабы нравятся?

— Я из людей только маму видел. И пару старых толстых торговок.