— Господин Рихард Шрайнер? — уточнил таможенник, вглядываясь в надпись на универсальной идентификационной карте. — Федеративная Республика Германия? Вы уже не в первый раз посещаете Россию?
Таможенник говорил на русском языке, но компьютерный переводчик тут же превращал его речь в немецкую. Это было неприятно для Шрайнера — карканье синтезированного голоса в наушнике. Он нервно дернул плечом, отлепил синюю нахлобучку от ушной раковины.
— Я много раз был в вашей стране, — сказал он. — Я хорошо говорю на русском языке. Это моя профессия. Пожалуйста, говорите по-русски, я буду все понимать просто великолепно!
Шрайнер улыбнулся — настолько мило, насколько умел. Надеялся, наверное, на ответную улыбку таможенника. И не дождался оной. В самом деле, почему это представитель русской таможни должен улыбаться какому-то там немцу — к тому же маленькому, неказистому и хромому? Только из-за того, что тот знает русский язык? Русский знали сейчас многие — так же, как английский десять лет назад.
— Смею заметить, что я и так говорю по-русски, — холодно сказал таможенник. — Вы имеете с собой что-нибудь запрещенное к ввозу в Российскую Федерацию, господин Шрайнер? Оружие? Наркотики? Биологические препараты? Телевизионные устройства?
— Нет-нет, ничего такого, — торопливо произнес Шрайнер. — Вы же досматривали мой багаж…
— Вот именно. Досматривали.
Толстые пальцы таможенника, украшенные татуировками в виде перстней, пробежали по клавиатуре, откуда-то сбоку выползла полка, на которой находился распотрошенный чемодан Шрайнера. На самом верху лежала коричневая кожаная папка, застегнутая на «молнию».
Таможенник возвышался над маленьким Шрайнером как гора. Круглая голова, стрижка ежиком. Толстые губы, сломанная переносица. Большие грубые руки, испещренные блекло-синими рисунками. Эти руки только что копались в чемодане Шрайнера. Руки с татуировкой — уголовной, без сомнения. Шрайнер хорошо знал русские реалии. Такие татуировки делали в русских тюрьмах десять лет назад. Теперь, конечно, уже не делают. В России все изменилось. Бывший преступник — и вот, пожалуйста, работает служащим государственной таможни. И можно быть уверенным, что он не совершит ничего противозаконного. Все изменилось.
— Это что? — Таможенник постучал пальцем по папке.
— Это папка, — заявил Шрайнер. Не любил он дурацких вопросов.
— Это фолдер[1].
— Я и говорю — папка.
— Откройте ее, пожалуйста.
Рихард со вздохом расстегнул «молнию». На одной стороне был плоский цветной экран, на другой — клавиатура. Кожаная папка была фолдером фирмы «Sony» — персональным компьютером, потомком ноутбуков, популярных в конце прошлого века. Только весил этот компьютер не больше ста пятидесяти граммов. А по техническим параметрам самый лучший ноутбук показался бы по сравнению с ним не сложнее карманного калькулятора.
— Ваш фолдер способен работать в режиме телевизионного приемника, не так ли?
— Так. — Шрайнер виновато развел руками. Глупо было бы отрицать. В мире давно не выпускалось персональных компьютеров, не работающих к тому же как телевизор и видеотелефон.
— Ваш фолдер произведен за границей. Он японский. — Таможенник бросил презрительный взгляд на папку, как будто перед ним лежал не современный аппарат, а кучка дерьма. — Я думаю, вам знакомо постановление нашего правительства, запрещающее провозить в Российскую Федерацию телевизионные устройства иностранного производства.
— И что мне делать?
— Его нужно оставить здесь. В специальном сейфе. Поедете обратно — заберете.