То, что она пыталась от меня закрыться, не понравилось сильнее, потому очередную попытку отвернуться в сторону я пресек, и крутанул ее обратно, отчего Светлана коленями почти упёрлась мне в грудь.

– Светлан, пожалуйста, скажите, что случилось? Почему вы плачете?

Ответом мне были задрожавшие губы и подбородок.

– Я не должен был оставлять вас, простите. Но вы обязаны сказать, что послужило причиной слез, иначе я не смогу помочь, – заглядывая ей в глаза, которые она от меня прятала, произнес я. – Вам больно?

Она отрицательно покачала головой.

– Вас обидели?

Очередной отказ, в который я почему-то не поверил.

– Вы… вы слышали мой разговор с сестрой? – мелькнула догадка. На меня подняли мокрый взгляд. Она промолчала, только вновь шмыгнула, что для меня стало ответом. – Я не хотел вас обидеть, поймите. Я просто пытался отвязаться от Яны. Она бывает очень навязчивой, потому я и сказал, что вы просто знакомая… беременная, – выдал я несколько суматошно, сам толком не зная, почему оправдываясь по большей части за… правду. Разве я мог сказать Яне что-то иное?

– Вы о чем, вообще? – сумев-таки перевести дыхание, задала вопрос Аксенова. – У вас что, еще сестра есть, помимо Анжелики?

– Да… блондинка… там, – неопределенно махнул я рукой себе за спину. – на лестничной клетке… была, – добавил я, осознав, что Аксенова даже не понимает, о чем я. – Так, если не это, то почему вы плачете? – попытался я перевести тему.

– Я… – судорожно вздохнула она, но реветь, вроде, больше не собиралась. Вместо этого медитативно гладила себя по округлому животу, словно пыталась успокоиться. Спустя примерно десять секунд, ей это удалось в достаточной мере, чтобы сказать: – Мне так стыдно за это… Я не думала, что так получится. Просто гормоны, перепады настроения, а тут эта официантка… И вы… я не думала, что вы вернетесь так быстро, и не хотела, чтобы вы… чтобы этот позор вообще хоть кто-то видел. Мне так стыдно…Это вам девушка наябедничала, да? – обиженно спросила Светлана, бросая на меня нерешительный и такой беззащитный взгляд.

– Отчасти, – перевел я дух и растерянно улыбнулся. – Я все равно планировал вас проведать. Но вы так и не ответили на вопрос, что стало причиной слез?

– Павел, честное слово, к вам или вашему заведению это никак не относится. Это все… беременность. Не придавайте этому значения. Вряд ли этот позор вы сможете забыть, но я была бы благодарна…

– Светлан, – позвал я уже требовательнее, посмотрев в заплаканное лицо женщины, которая хотела вернуть себе вид гордый и холодной, но с растекшейся тушью, сопливым носом и смазанной помадой это выходило так себе. Прежнего почти пугающего благоговения я перед Светланой не испытывал, что позволяло мне разговаривать с ней вполне по-человечески.

Аксенова упрямо вздернула подбородок и косо посмотрела на стоящие закуски и… и вновь заревела.

– Я буду плохой матерью! – взвыла она, пряча лицо в ладонях, сотрясаясь всем телом.

– С чего вы это взяли? Что за глупости вы говорите? – уже и сам запаниковал я. Когда не было особой определенности, оказалось как-то даже проще. А тут такое…

– Правда-а-а, – подвывала она негромко. – Вот что это такое? – указала она на соусницу со сметано-чесночным соусом.

– Соус, – не понял я вопроса, но ответил.

– Вроде бы фигня, но я даже такую фигню приготовить не смогу-у-у. Я готовить не умею! Мой ребенок будет питаться полуфабрика-а-атами. Меня засудят за жестокое обращение с ребенком и заберут малыша, потому что я даже не знаю, как готовится чертов соус! – совершенно сбивая меня с толку своей логикой, вывалила на меня причину своей истерики Светлана. Признаться, после такой причины плача… я и сам позволил себе истеричный смешок, на мгновение почувствовав потребность поплакать. Просто от абсурда ситуации.