В мыслях стройным списком выстраивались пункты за то, чтобы «остаться»:

Прописанное маммологом лекарство от «маленькой» мастопатии.

Оказавшийся на мне этой ночью Макс.

Нормальные условия жизни, что исключает не только трахающихся в двух метрах от меня Аньки с Максом, но и все остальное.

Дикое одиночество, с проявлениями которого я не могу и не хочу справляться. Взять хотя бы неисчислимые литры этанола, поглощенные Лешкой за прошедшую неделю. Пункт можно приподнять.

Я никогда не привыкну к нему и никогда не полюблю. Об этом никто не узнает. Я смогу легко уйти и не будет сожалений и жалости даже после близости.

У меня будет доступ к компу. Причина ничтожная, но все же она меня подъела за последние недели.

На носу лето. Общежитие закроют. Анька смоется в свой Питер. А я совсем не хочу возвращаться… Совсем. И мне будет, где жить. Этот пункт можно поднять повыше.

Усмехнувшись, я повторила причины и загнула седьмой палец. Сотворение собственного мира за семь дней с полной расшифровкой собственных смертных грехов. Болезнь, страх, комфорт, одиночество, не полюблю, воспользуюсь… дважды…

Он открыл так быстро, будто сидел на лавке и ждал моего возвращения. Отошел от двери, пропуская. Я выбирала из всех особенностей, болячек и способностей своего организма и натуры то, что могло бы угрожать живущему рядом со мной человеку.

– Я лунатик.

– Ну, если Анька это пережила, значит, и я справлюсь…

Усмехнувшись, я вошла. Наклонилась к кроссовкам.

– Ты ужинала?

– Нет.

Иногда, еда и секс – это все, что связывает людей. Даже расписанных и имеющих детей. Хотя, нет! Зачастую, это единственное, что связывает людей.

Я ответила «нет» на вопрос об ужине еще не предполагая, что мне кусок в горло не полезет. Только медленно пережевывая рыбу, тоскливо обгладывая во рту незамеченные косточки, я в полной мере осознавала что: … черт. Это и был весь мой мыслительный процесс за ужином: Черт, черт, черт, черт… После такого количества «черт» хотелось перекреститься и попросить прощения.

Зайдя в комнату, в которой не раз и не два работала за компом, я замерла. Наверно, у меня было такое же выражение лица, как при возвращении в его квартиру. Тогда я, стоя в дверях, сказала: «Я лунатик».

Я стояла в проеме и хотела сказать, что я девственница. Что я боюсь. Его боюсь. Он обернулся. Кстати, мышка у него за компом лежит с левой стороны. Будто он предполагал, что правую ему когда-нибудь повредят… Работая за его машиной я постоянно перекладывала ее под правую руку. Благо, кнопки менять не приходилось.

Так вот, он обернулся, не отпуская мышь, и удивленно вскинул рыжие брови: что? Глядя на его физиономию, я решила, что если катание на велосипеде и лошадях в деревне у бабушки, по статистике нередко лишавшие девушек девственной плевы, сделали свое дело, то и хорошо. Слишком много чести. Для такого как он…