– А-а! – вскрикнул он от неожиданности. – Тпру! Стой, косолапая, дрить твою мать! Стой, говорю! – А кобыла и не думала упрямиться. Она давно уже остановилась. Видать, старшину здорово «штормило» от выпитого.
– На Ургал идешь, командир?
– Ну иду, – тряхнул головой милиционер. – А ты кто такой будешь?
– Да с Тырмы я. Перехожий[24]. Подвезешь?
– Коли документы есть, подвезу. А нет, так заарестую. Тут беглый шатается, слыхал? Давай пашпорт!
– Вот он, мой пашпорт! – усмехнулся Соленый, протягивая старшине потрепанные и размытые «корочки». Внутренне он весь напрягся и готов был в любую секунду сорвать с плеча карабин.
Рискнув таким образом, он шел ва-банк. Въедет в поселок вместе с милиционером – вмиг все вопросы отпадут у местных сами собой. Ну а заподозрит чего служивый, так Соленый уложит его прямо здесь, на таежной тропе, которую и дорогой-то назвать смешно. И труп его зверье в одну ночь растащит. По весне голодуха.
– А! Ну тады другой разговор! – обрадовался участковый, мельком взглянув на документ с маленькой выцветшей фотокарточкой. – А то мы тута трёх дней как беглого ищем. Не слыхал, да? – во второй раз спросил он.
Прикинув, что Тырма достаточно далеко и находится в медвежьей глуши, Соленый ответил, что слыхом не слыхивал ни о каком беглом. Уселся на телегу, и та вновь заскрипела, жалуясь немой тайге на проржавелость своих колесных осей.
– Пить будешь? – спросил старшина, протягивая Соленому бутылку. – За знакомство!
– А давай! – бодро махнул рукой Соленый, которого с этой минуты все будут звать-величать Платоном Игнатьевичем Куваевым.
Так они и скрипели на милицейской телеге, попивая бражку из одной бутылки, вяло разговаривая друг с другом ни о чем и поглядывая на поросшие хвоей сопки: скоро ли там появится Ургал?
– Ты чего задумал? – удивленно спросил старшина-участковый у Соленого, когда тот при въезде в поселок спрыгнул с телеги.
– Да пойду пошукаю, где переночевать, – ответил тот с видимой озабоченностью.
– А чавой шукать? В маёй хате места хватит. Ехаем ко мне! – пригласил милиционер. – С хозяйкой познакомлю. За жизнь поговорим. Опять жа, выпить найдется завсегда.
Лучшего варианта и придумать было нельзя. Под одной крышей с местным участковым можно чувствовать себя в полной безопасности. Эх! Погубят Россию дороги и дураки!..
– Я рад приветствовать тебя в это прекрасное весеннее утро тысяча девятьсот шестьдесят пятого года! – В палату Монахова бодрым шагом вошел капитан Багаев.
Осужденный Монахов лежал на своей кровати весь в кровоподтеках, не в силах пошевелить конечностями. Всего несколько часов назад его прекратили бить и вернули из пресс-хаты в лазарет. Хотелось просто умереть, чтобы раз и навсегда прервать жуткую череду кошмаров. Но расстаться с жизнью не дали. Лагерный врач достаточно квалифицированно оказал ему помощь, тщательно обработав открывшиеся пулевые отверстия в ногах и дав приличную дозу обезболивающего. Кешка с большим трудом раскрыл глаза и затравленно посмотрел на Ивана Ивановича.
– Если слышишь меня, покажи глазами, – продолжал капитан. Впрочем, его специального офицерского звания Монахов не знал. Тот по-прежнему был одет в пальто и шляпу. И курил «Беломор», пуская в потолок густые клубы дыма.
Поняв, чего от него хотят, зек два раза пошевелил ресницами.