Я согласно кивнула, и мы вышли. Даяна тоже поплелась нас провожать. Николас подсадил сестру на лошадь, которую привел с собой, а когда повернулся ко мне, то обнаружил меня уже сидящей на лошади с Костасом. Тот, видимо, заранее решил отвезти меня домой и прискакал верхом.

Николас опять промолчал, а вот Даяна хоть и улыбалась Николасу, но ее взгляд как будто против воли нет-нет да и притягивался к нам с брюнетом. Костас же, наклонившись ко мне поближе, шептал всякую чепуху, смеша меня.

Когда мы выехали из поселения, он спросил:

– Ну, как я сегодня?

– Ты был неподражаем! – искренне восхитилась я, признавая его актерский талант. – Только с тебя мне молоко за вредность, а то Даяна меня своим ядом заплевала.

– Почему молоко? – не понял он.

– Да это у нас выражение такое, – отмахнулась я, а то еще и правда молоко притащит. – Вот скажи, ты как с ней жить собираешься? Такую стерву надо в ежовых рукавицах держать, а то не заметишь, как на шею сядет.

– Что значит «в ежовых рукавицах»? – Костас удивленно посмотрел на меня.

– Это значит, что подобным девицам ни в коем случае нельзя преподносить свое сердце на блюдечке, – вынесла вердикт я. – Она должна за него бороться, лишь тогда будет ценить тебя. А если почувствует свою власть над тобой, то держись.

– Это только к ней относится или и к тебе тоже? – вмешался в разговор Николас.

Гм, это он сейчас на что намекает?

– А с какой целью интересуешься? – спросила я.

– Мне интересно, ты сама способна оценить, когда тебе преподносят свое сердце? Или тоже играешь, наслаждаясь своей властью, а потом выбрасываешь за ненадобностью?

Его стрела достигла цели. Мне столько раз признавались в любви, на которую я не желала отвечать взаимностью. Один Димка чего стоит, до сих пор совесть мучает из-за того, как поступила с парнем, но притворяться не могла. Как бы он меня ни любил, но чего-то мне в наших отношениях не хватало, и я предпочла расстаться.

– Да кто бы говорил! На себя посмотри! – огрызнулась я. – А я не люблю играть. Если не могу ответить человеку взаимностью, то предпочитаю уйти и не дурить ему голову.

– Что-то мне подсказывает, что это любимое твое решение, – язвительно произнес Николас. – Может, ты просто трусиха? Или, как скряга, бережешь свое сердце, боясь в него кого-либо впустить?

Его слова ранили, но черта с два я бы показала ему это.

– А у кого-то сердце за ненадобностью давно превратилось в урюк! – ледяным тоном ответила я и отвернулась, не желая продолжать разговор.

Уж не Николасу задавать такие вопросы и лезть в душу! С какой стати он меня обвиняет?! Сам играет со всеми, а туда же… Тоже мне, моралист выискался!

Настроение окончательно испортилось. Почему слова этого самовлюбленного павлина так всколыхнули мою душу?