Феликс зажмурился и со злости ударил по краю. Несмотря на то, что руки отнялись от усталости, боль почувствовалась отлично, за последние дни Безликий превратился в комок чистой боли. Но, когда ее становится слишком много, она перестает казаться наказанием.
— Он будет в порядке. Было уже невысоко. — прошептала Лаура. — Теперь прими запрос на подключение.
Больше Фел не пререкался. Пристально смотря девушке в глаза, провел по предплечью…
Ничего не изменилось. Он все так же не мог осознать ее лицо. Единственным, что удалось распознать в ускользающих чертах, был страх. По крайней мере, Лаура все еще оставалась человеком. Иногда требования к напарнику снижаются слишком быстро.
Лицемерка
— Ты про меня не забыла? — весело спросила позвонившая Чон.
Ее голос звучал так, будто ничего не случилось. Будто…
— Тебе все еще весело? — Шани с трудом сдержала слезы.
Глаза резало от жалости к себе, и, вдобавок, после депривационной в коридоре казалось слишком светло.
— Да ладно тебе! Ты так расстроилась из-за отстранения?
Забота… Щеки расчертили две холодные зудящие дорожки. Когда жалость к себе находит поддержку в ком-то, она удваивается.
— Неделя! — всхлипнула Шани.
— Всего неделя! — в голосе Чон прозвучала улыбка. — И я знаю, кто уж точно не откажется помочь. У меня есть парочка рычагов давления. Ему кое-что от меня нужно.
— Причем здесь расследование! — вскрикнула Шани, и ее крик эхом прокатился по коридору.
Девушка съежилась и обеспокоенно посмотрела по сторонам: слава Создателю, никого. В депривационной можно было орать во всю глотку; в пустом коридоре, напротив, каждый шорох, отражаясь от стен, усиливался, превращался в тысячи голосов. Злобных голосов, нашептывающих жалкие, самоуничижительные мысли. Шани и не думала, что будет скучать по депривационной…
— Кьяра закрыла дверь! Я не могу тебя выпустить. — понизив голос, прошипела она.
— Ой. Может быть, Иган…
— …Был прав. Мы заигрались!
— …Может открыть дверь? — прошептала Чон.
— Думаю, только Кьяра может ее открыть…