Кроме меня.

Я легко ушел от удара, просто перескочив через ногу, как через детскую скакалку, и едва удержался, чтобы не показать язык.

Юля медленно крутнулась на месте, разворачиваясь ко мне и снова атаковала — на сей раз двойкой руками. Раз-два — удары смазались даже в этом плотном замедленном времени, даже представить страшно, какой силы они были изначально!

Но я легко ушел и от них, просто провалив корпус назад, и, когда вторая рука вернулась к корпусу, атаковал сам — шагнул вперед и ударил простым уличным ударом — распрямленной ногой в живот.

И тут же рухнул на землю, ослепленный дикой болью в стопе и в колене!

Я будто бы разбежался с холма и с разгона ударил не хрупкую девушку в футуристичной броне, а недвижимую скалу!

Что-то отчетливо хрустнуло — то ли у меня в ноге, то ли у Юли в броне, то ли и там и там, и меня отшвырнуло назад, будто бы дернули за шиворот!

Я упал на спину, перекатился, попытался вскочить на ноги, но ногу снова прострелило болью и я рухнул на колено, сжимая зубы и зажмурившись.

Додумался, мать мою! Мои удары сейчас в два раза быстрее, а, значит, и в два раза сильнее для нее! А значит, и для меня — тоже! И мой организм просто не рассчитан на такие нагрузки, вот я и получил ответку от юлиной брони, в этом замедлении реагирующей на подобные воздействия с двукратным опозданием!

Да, ее тоже отбросило назад, и очень мощно отбросило, словно грузовиком сшибло, но она уже успела перевернуться в воздухе и затормозить ногами и одной рукой по траве, пропахав три глубокие взрыхленные борозды!

Нет, так я ничего не добьюсь. Только переломаю себе руки и ноги об нее, как пить дать переломаю! Я не рукопашник, я не умею дозировать силу и скорость ударов, я лучник!

И на мое счастье отбросило меня как раз туда, куда надо. Туда, где лежали мои лук и стрелы.

Я зажмурился и куснул губу изнутри так сильно, как только смог, чтобы кровь выступила, чтобы новый выплеск адреналина напитал меня, позволив не несколько секунд противостоять боли, заглушить ее, забыть о ней, сделать ее чем-то неважным, чем-то, что не способно помешать мне!

А потом я вскочил с земли, одной рукой поднимая лук, а второй — дергая за торчащий конец куска ткани, в который был завернут пук стрел.

Тихо шелестя, ткань размоталась, десяток стрел взлетел в воздух и повис передо мной беспорядочным частоколом. Отброшенная материя медленно планировала на землю, комкаясь в падении, стрелы плавно вращались вокруг своих осей…

Я выдохнул и присоединил к материальным стрелам одну прановую. Даже не выстрелил ее, а просто повесил в воздухе рядом с остальными. Повесил лишь только для того, чтобы она тут же взорвалась, сформировав вокруг себя уже не купол, но сферу замедленного времени, в котором, как в прозрачной ювелирной смоле, повисли карбоновые стрелы. Не обращая внимания на боль в ноге, я отшагнул чуть в сторону, чтобы пузырь не перекрывал мне линию огня…

А потом я поднял лук и стал по одной выдергивать стрелы из временного плена, накладывать на тетиву и стрелять, рывком натягивая тетиву и вскидывая лук. Я видел, как они помахивают хвостовиками, улетая прочь, я чувствовал вибрацию плеч после каждого выстрела, она проходила сквозь меня, отдававась даже в пятках, и прана внутри меня дрожала в резонансе с ней, кратковременными толчками изливаясь в наконечники.

Одна секунда — одна стрела.

Я мог стрелять и быстрее, но этого мог не выдержать лук. Я мог стрелять с любой скоростью, с какой бы только ни захотел. Я мог выпустить все стрелы разом, и повесить их в пространстве одну рядом с другой, и лишь после этого отправить их в полет одним мощным единым шквалом.

Здесь и сейчас — я и есть само время.