— Пограничникам надо было бы дать условный сигнал, но это небезопасно. Пойдете вы, комендор, — приказал капитан. — Этим распадком подберетесь к западному склону высотки, там должен быть наряд. Людей проведете сюда. Ясно?

— Ясно, товарищ капитан. Разрешите идти?

— Идите!

Пригнувшись, Нагорный распадком подобрался к камням и, насколько позволял глубокий снег, быстро зашагал на запад. До высотки было с полмили, не больше, но добрался он до западного склона Брамы минут через тридцать и с удивлением осмотрелся — запорошенный снегом березовый лесок, и никаких следов человека. Андрей хотел уже было повернуть назад, как зашевелились ветки берез — и, словно из-под снега, перед ним вырос пограничник.

— Младший сержант Лобазнов и проводник служебно-розыскной собаки Сеничкин, — улыбаясь, представился Фома.

Только теперь Андрей увидел и проводника Сеничкина и низкорослую, дымчато-серую, с рыжими подпалинами овчарку.

На этот раз его встреча с Фомой была сердечнее и проще.

— Ушел?

Нагорный понял, что Фома спрашивает о Свэнсоне.

— Ушел.

— Давно?

— Минут тридцать назад. Сколько сейчас?

Лобазнов посмотрел на циферблат больших карманных, знакомых Нагорному, часов:

— Семь пятнадцать. Если он ходок хороший и местность знает, разрыв получается большой.

— И ходок он сильный, и стрелок меткий словом, орешек крепкий.

— Разгрызем. Мы не одни, за ним сейчас много глаз смотрят, — хитро прищурившись, сказал Лобазнов.

Веснушек на его лице стало еще больше: крупные, каждая величиной в горошину, они соперничали цветом с сиверсией.

— Какой он из себя, тип этот? Небось каинова печать на морде? — интересовался Лобазнов.

— У тебя деньги есть? — неожиданно спросил Нагорный.

— Есть… Полсотни, — недоумевая, ответил Фома.