Соблюдая предосторожность, они шли ближе к берегу, всматривались в снежную мглу и, только убедившись в том, что шлюпка с «Бенони» опередила их, продвигались вперед до следующего поворота.

Берега становились пологими, изредка встречались валуны. В распадках курчавились мелкорослые ерники, занесенные снегом.

И, как это часто бывает, их путешествие закончилось неожиданно. Далеко впереди, за скалистым мыском, чуткое ухо Ясачного уловило всплеск весел. Прислушиваясь, боцман поднял руку, затем тихо сказал;

— Табань левым!

Шлюпка круто развернулась. Последовала новая команда, и с разгона киль врезался в песчаный берег.

Посовещавшись с Ясачным, капитан подозвал к себе Нагорного.

— Вот что, комендор, со стороны этой скалы, — капитан указал на мысок впереди, — подберитесь как можно ближе к их шлюпке. Постарайтесь выяснить, сколько человек высадилось на берег и каковы их намерения. Помните, малейшая неосторожность может провалить операцию.

Ясачный помог Андрею надеть белый маскхалат, поправил капюшон, проверил оружие.

Нагорный двинулся вперед. Пока между ним и шлюпкой «Бенони» находился скалистый мысок, можно было двигаться не соблюдая большой предосторожности, но, по мере того как он подходил все ближе к скалам, опасность возрастала. Наст выдерживал его тяжесть, а валивший хлопьями снег скрывал оставленные им следы. В ернике Андрей залег и стал пробираться вперед по-пластунски.

На склоне мыска образовались проталины, кое-где желтели первые вестники заполярной весны — цветы многолетней сиверсии.

Поднявшись на вершину, Нагорный рассчитывал увидеть, что делается по другую сторону мыска, но, выглянув из-за камня, убедился, что от противоположного края скалы его отделяет ровная площадка шириной в семь-восемь метров. Андрей с трудом преодолел последние метры глубокого снега. Южный склон мыска густо порос мелкорослым березняком, и это облегчало задачу Нагорного. Андрей увидел на отмели шлюпку «Бенони». Матрос, назвавший себя Хугго Свэнсоном, сидел на снегу, прислонясь к валуну, и курил трубку, рядом с ним лежали рюкзак и саперная лопата. Боцман с «Бенони», уже немолодой человек, тяжело дыша от усталости, сидел на носу шлюпки.

— Ты, что же, здешний? — по-русски, но с. каким-то акцентом спросил боцман.

— Видел в губе знак, из камня сложенный?

— Видел.

— Своими руками складывал. Сколько лет прошло, а кекур — знак этот все стоит… — Свэнсон отлично говорил по-русски.

Некоторое время они молчали, затем пожилой спросил:

— Ты же русский. Звать-то тебя как? — Не получив ответа, он приложился к фляге и с какой-то душевной усталостью сказал: — Ты, Хугго, знаешь меня как Райта, но имя мое Микель… Микель Янсон… Я из Вентспилса, с Балтики, там родились мои дети… Старшего, Эльмара, в сороковом[17] я увез на чужбину и… Нет больше сына у Микеля Янсона. — Он снова отхлебнул из фляги, сплюнул и сказал: — Осталась дочь, Берта. Она живет в Лиельварде, ее муж электрик на Кегумской гидроэлектростанции. У Берты родился сын, мой внук. Его назвали, как меня, Микелем… Я бы очень хотел повидать моего внука…

На этот раз паузу нарушил Свэнсон: