Не подтверждая и не опровергая его предположение, я изо всех сил старалась держаться уверенно, не опуская ресниц и головы. Замерла, словно каменная статуя, с трудом сдерживая встревоженное его тоном дыхание.
— Если захочешь, я научу тебя наречию елан, но оно сложное.
— Я в достаточной степени владею эферским, моринским и даже речью ингата, которая отличается сложностью форм. Думаю, с вашим языком я тоже справлюсь.
— С низшим диалектом — возможно, — неожиданно улыбнулся он. — С высшим мы и сами не сильно знакомы, на нем общаются старшие общин и только между собой.
— Допустим. Как будет «мужчина» на елане?
— Аркек, — прошептал Ворон, деля на слоги, и почему-то склонился сильнее. — Что еще?
— «Здравствуйте»?
— Мераба, — и вновь по слогам, округляя звуки, и значительно тише. — Еще?
— «Хватит»?
— Етар.
— Етар, Ворон.
— Етар, Кузгун, — поправил он, и его губы замерли в крупицах от моих.
Черные глаза в такой близости расплывались, превращаясь в одно пульсирующее вопросами око, полностью притянувшее к себе все внимание. Я чувствовала чужое дыхание кожей, которая словно шипела и плавилась, как если бы я сунула голову в костер.
— Если хочешь, чтобы я не приближался, можешь сказать мне это на любом языке, я пойму. И не травись стыдом, мы всего лишь согрели тебя этой ночью. Не думай, что это была близость.
— Что?
— Ты пахнешь стыдом, — прошипел он и шумно втянул воздух, будто правда чуял аромат, запутавшийся у меня в волосах с самого пробуждения. — Мы грели тебя, кадын. Близость с нами иная.
Я стояла на месте, примерзнув пятками к прогнившему полу. Вновь сделалось холодно, и дрогнувшие пальцы, укушенные этим морозцем, не остались незамеченными.
— Ты бы не жалела, — словно клеймя обещанием, произнес он. — А пока… — его взгляд неожиданно отпустил из своего плена, — не придавай тому, что случилось, такого большого значения. Мы всего лишь не позволили нашей госпоже замерзнуть.
— Почему же ты тогда меня поцеловал?
Вырвавшийся вопрос стал неожиданностью даже для меня, заставив все внутри свернуться тугим клубком.