Капитан Василий Барсуков вжался в землю и закричал в микрофон:

– Первый, я – Муха! Есть накрытие! Есть!

На батарее капитан Уваров взмахнул рукой и скомандовал:

– Батарея! Прицел прежний, четыре снаряда беглым… огонь!!!

Сенегальцы услышали свист подлетающих снарядов и заметались в поисках укрытия. Но свист снаряда слышно секунды две-три – не больше. А за две-три секунды никуда особенно не убежишь и не спрячешься. Двадцать полуторапудовых снарядов обрушились на колонну точно огонь небесный, и на мгновение казалось, что на дороге происходит генеральная репетиция апокалипсиса.

Однако первое впечатление было, увы, обманчивым. Разумеется, сенегальским стрелкам досталось по самое не балуй, но самим танкам – не так уж и сильно. Кроме командирского был уничтожен еще только один SOMUA S40, еще с десяток французских машин получили повреждения, но к сожалению – не фатальные. Кому-то осколками ссекло гусеницу, у кого-то иззубренный кусок металла застрял в щели между надгусеничной полкой и фальшбортом, заклинив ленивец, где-то ударом надкололо триплекс – но в общем танки не потеряли боеспособности.

Избежали тяжелых потерь и итальянцы: легендарная отвага потомков римских легионеров удерживала их в тылу, так что берсальеры отделались десятком раненых.

Командование уцелевшими французами принял майор Пупи. Сперва он решил дать своим танкистам время починиться, но следующий залп невидной, но очень чувствительной гаубичной батареи навел его на мысль о том, что задержка в пристрелянном квадрате может стать его последней ошибкой. Поэтому майор Пупи скомандовал продолжать выдвижение и развертывание для атаки по намеченному ранее плану, а экипажам поврежденных машин велел сидеть под броней и ждать окончания артобстрела, а уж там приступать к ремонту и догонять победное шествие наступающих войск Евросоюза.

Двадцать танков быстро проскочили вперед и развернулись по фронту левым уступом. Остатки сенегальцев и проклинающие мадонну итальянцы сформировали три пехотные цепи, и все это воинство двинулось в наступление на хутор, в котором и засели кровожадные и беспощадные трусливые большевики.

Подчиняясь командам капитана Уварова, гаубичная батарея срочно меняла прицел. Бойцы, надрываясь, выдергивали врывшиеся в землю сошники, дружно ухая и хэкая, заносили станины, разворачивали орудия и вытаскивали из зарядных ящиков заветные кумулятивные бронебои. Должно быть, французы еще не разглядели место расположения артиллеристов, потому что продолжали двигаться вперед, упорно подставляя борта под прямой выстрел. И он не замедлил грянуть…

– Разобрать цели! Бить по готовности!

– Первое! Бронепрожигающим![36] Заряд полный! Прицел – сто двадцать, упреждение – три четверти… Огонь!

М-30 подпрыгнула на месте, выплюнув длинный огненный язык. Взвыл, уносясь к цели, бронебой, и тут же шедший правофланговым S41 дернулся и застыл. А через секунду над его моторным отсеком заплясало почти невидимое прозрачное пламя, и к небесам выметнулся столб черного дыма. И тут же встал еще один танк – его настиг снаряд четвертого орудия батареи.

Замковые рывком открыли затворы, по земле поскакали и звенели латунные цилиндры гильз, а заряжающие номера уже загоняли в стволы новые наряды и гильзы с зарядами. Снова гулко ухнули выстрелы, гаубицы весело подскочили на месте, но на поле запылали уже четыре танка. По числу снарядов.

На этот раз до французов наконец дошло, что их убивают. Правый фланг потрепанного кирасирского батальона развернулся и на максимальной скорости рванул вперед, прямо на позиции гаубичной батареи.

М-30 успели грохнуть еще раз, снова отправив в галльский рай полтора десятка бравых французов, когда на батарею ворвались уцелевшие танки. Одна из гаубиц врезала в упор по надвигающейся пятнистой броне. Заряжающий, видно, поторопился, и снаряд оказался фугасным, но хватило и этого: от страшного удара у SOMUA не выдержали сварные швы, и казавшийся таким мощным броневой корпус раскололся на две части, словно гнилое яйцо. Тут же сосед невезучего танка резко довернул и прошелся по гаубице гусеницами, ломая и корежа сталь и человеческую плоть.

Наводчик второго орудия младший сержант Киреев взвыл, точно раненый зверь, ухватил подмышки два тяжелых снаряда и кинулся под ближайший S41. Грохнуло, полыхнуло, и танк замер с нелепо покосившейся башней…

Французы еще вертелись на батарее, давя и уничтожая тяжелые орудия, яростно мстя за своих погибших товарищей, когда, прорезая гул и грохот боя, ударила длинная очередь. Добрых два десятка двадцатитрехмиллиметровых снарядов злобно вгрызлись в броню ближайшего SOMUA. По одиночке они ни за что не пробили бы толстую четырехсантиметровую броню, но их было много, и старший лейтенант Ланцов старательно уложил их почти что в одну точку. Из двигателя подбитой машины вырвался длинный язык пламени, и почти тут же танк словно подпрыгнул – от мгновенного жара детонировал боезапас.

Прежде чем французы опомнились, зенитчики успели подбить еще один танк, после чего началась отчаянно опасная игра: четыре зенитных СУ метались по полю, уворачиваясь от выстрелов почти полутора десятка танков.

У легких самоходок была лишь противоосколочная защита, да и то – не полная, и на первый взгляд казалось, что шансов выдержать это противостояние у них нет ни единого. Но командир дивизиона знал, что делает, ввязываясь в бой: любой танк, остановившийся, чтобы дать прицельный выстрел, тут же попадал под настоящий ливень малокалиберных снарядов. Может, они и не пробивали брони, но оглушали экипаж, разбивали триплексы смотровых щелей и оптические приборы, выколачивали с внутренней стороны раскаленные осколки, жалившие экипаж, точно бешеные шершни-монстры…