Лидия вонзила ногти в ладони, но умудрилась не тронуться с места, только с ненавистью покосилась на Фоминичну, хотя… Сама виновата. Зачем медлила? Почему не сразу поверила Сташевскому? А ведь он знал, что говорил!

В это время солдаты начали пригонять дворню. Девок беззастенчиво щипали, но в основном рук не распускали, да и мужчин не били. Слышались крики, плач, мужчины негромко бранились, но, видя, что господа относительно спокойны, старались сдерживаться и остальные.

Марше наметанным взглядом окинул собравшихся.

— Вот этих, — он указал на Лидию, Ирину, Алексея, Фоминичну и Кешу, — оставьте здесь. Прислугу заставьте готовить еду для меня и солдат. И пока не трогайте в доме ничего, грабеж отставить!

Физиономии у солдат явно вытянулись, но слушались они беспрекословно. Беготня и хлопанье дверей в доме поутихли.

— Выйти всем, — приказал Марше, — двое останутся со мной.

Двое гусар встали у дверей залы.

Марше сделал приглашающий жест и сел первым. Лидия немедленно плюхнулась в кресло и тут же обругала себя за то, что как бы ждала позволения этого противного лейтенанта. Хотя, если честно, ничего противного в Марше не было. Его можно было ненавидеть — и при этом не испытывать к нему отвращения. Скорее наоборот!

Кроме нее, никто больше не сел. Ирина и так полулежала в кресле, Фоминична стояла около нее на коленях. Алексей прислонился к стене в небрежной позе (понятно, держать выправку перед врагом не позволяла гордыня, а может, рана вдруг разболелась), Сташевский топтался на месте, словно разрывался между желанием подойти к Марше и не покидать Ирину.

— Господа, кто из вас похитил французского офицера? — спросил лейтенант вполне дружелюбно. — И для каких целей? Вы должны понимать, что, подчиняясь законам военного времени, я имею право отдать приказ расстрелять похитителя как пособника партизан.

— Меня никто не похищал, — резко шагнул вперед Сташевский. — Я сам прибыл сюда. По своей доброй воле.

— Хорошо, — усмехнулся Марше. — Ты покинул воинское подразделение в разгар военных действий по своей доброй воле. Ты покинул своих боевых товарищей на вражеской территории. Ты пренебрег долгом военного и долгом врача. Ну и как это называется, по-твоему? По-моему — дезертирство. И ты должен понимать, что, подчиняясь законам военного времени, я имею право отдать приказ расстрелять доктора Сташевского как дезертира и предателя.

Ирина издала слабый стон…

— Ну что ж, — тихо сказал Сташевский, — я… готов. Я… да… но ты должен оставить в покое этих людей. Они ни в чем не виноваты.

— Оставьте ваше глупое, неуместное, славянское слюнтяйство! — отмахнулся Марше, поигрывая хлыстом. — Я прекрасно знаю, что ты был похищен. Если бы ты отправился сюда сам, зная, что тебе предстоит оказывать кому-то помощь, то как минимум приехал бы на своем коне, не бросил бы свой медицинский саквояж. Ты же исчез из того амбара, будто сквозь землю провалился, причем кто-то заметил телегу с сеном… сначала не усмотрели в этом никакой связи, но потом, когда мы уже начали искать тебя, часовые вспомнили, что какая-то телега моталась туда-сюда не раз… ну а когда утром задержали очередную телегу на въезде в деревню… причем возница ее незадолго до этого ушел из деревни пешком, а теперь возвращался в телеге… ну, тут только совершенный идиот не заметил бы странности! Мы задержали мужика, пригрозили поставить к стенке и его, и его чумазое семейство, и он сообщил, что вообще тут ни при чем, телегу у него брал слуга из барской усадьбы, а зачем — сие ему неизвестно. Слова о барской усадьбе показались мне очень интересными. Пара плетей — и мы узнали, где она находится, а также самую короткую и безопасную дорогу.

«Телегу должен был привести в Затеряевку сын Фоминичны, — вспомнила Лидия. — Значит, это он нас выдал… Сын Фоминичны!!!»

Злобно глядя в лицо Фоминичны, Лидия перевела слова французского офицера.

— Ах да, — спохватился Марше, — этот мужик говорил, что у него мать в усадьбе нянькою служит, умолял не рассказывать, что он проболтался, не то, мол, нежная маменька его пришибет и не помилует… Ах, какой же я болтун! — насмешливо сокрушался он.

Лидия перевела и это.

Фоминична издала короткое рычание: