— Да. Из имеющихся в нашей базе опознаны двое, но отпечатки на ноже им не принадлежат. Самих найти пока не удалось. Залегли где-то или уехали из города, а может быть, и померли в неизвестности. Никаких следов. Волков соседями не опознан. Вообще, бабушки говорят, там много всякого народа сомнительного крутилось, причем в основном поздно вечером и ночью.
— Ясно. А что охранники дома на Первомайской?
— Ничего. «Не видели, не помним, в наши обязанности не входит». Бесполезно. Я думаю, надо Кухарчука трясти, единственный выход, — нашелся Федоров.
— Как ты его возьмешь сейчас, — вышел из себя Токарев. — За что? От перстня он откажется. Нет, надо следить за ним, пока не проколется. Его домашний телефон на контроле, оперативники за ним ходят. Нам остается ждать.
— Да, — задумчиво протянул Котляр. — Для обвинения доказательств маловато. Колѝ пока дальше Волкова, раз он на сотрудничество пошел.
— Понимаете, Федор Викторович, он странно сотрудничает. Говорит: «Всё подпишу, что скажете», но сам ничего не знает и не говорит. Уверен, что это не он.
— Как! А кто? — взвился Котляр.
— Его запугали. Пригрозили. Наверное, дочерью, он намекал, что тут у нас некто приходил к нему и грозил. Он человек слабый, испугался.
— Вот это ты дал, Иваныч. Дело нам решил развалить? Кто ж, по-твоему, организатор?
— Я думаю, Титов. Друг Волкова и Безроднова. Генеральный директор завода.
— Ты! Вы! — начальник взбесился, теряя слова. — Доказательства есть?
— Нету, товарищ полковник. Но…
— А должны быть! Нельзя без доказательств человека обвинять. Мы юристы, мы не можем, не имеем права так. Основания должны быть, улики, да что вы, в самом деле! Что? Что ты еще хочешь сказать?
— Я не на пустом месте, товарищ полковник, Волков на него указывает, и сам он как будто провоцирует меня на допросах, словно упражняется, бравирует своей неуязвимостью, — растерялся Токарев и сник. — Я чувствую, что не ошибаюсь. Нужно найти негатив той фотографии, попытаться. Титов говорил, что не знал, где живет Безроднов, а у меня информация есть, что он приезжал туда. Это странно. Нужно поговорить с водителем, который их привозил. Бабкам в Проектируемом Титова следует предъявить.
— С ума ты меня сведешь! И всё? И это всё? Что-то ты того, майор. Не туда клонишь. Я думал, ты меня понимаешь, что мы в одной лодке. Ты забыл, а на нас давят отовсюду ежедневно. Дело на контроле замминистра! Результатов требуют, а ты тут мистикой занимаешься, хиромантией страдаешь. Забудь об этом Титове, чтоб я больше про него не слышал, иначе — сам знаешь. Не серди меня. Всё! Значит так, водим Кухарчука до победного, — начальник отдышался, гнев проходил. — Николай Иванович, тебе отдельное задание, чтобы не мучился рефлексией. Придумай, как заставить участкового раскрыться. Нужна какая-то невинная провокация, ты умеешь такие штуки делать, чтобы он вылез из скорлупы, понимаешь? Чтоб задергался и стал торопить контакт с представителем заказчика или с самим Волковым. Черт их там разберет! Завтра доложишь.
— В выходной, в день любви и труда?
— А что? Ты родине только по будням служишь? День труда — вот и трудись, товарищ офицер. Я завтра работаю, так что приезжай с идеями.
Федор Викторович сделал запись в своем ежедневнике, перелистнул его.
— Так. Что по делу о ножевом ранении в бедро?
— Там всё ясно. Есть признание, всё есть, передается в суд.