1

В субботу, в преддверии больших праздников, перед окончанием короткого рабочего дня начальник собрал совещание, посвященное в первую очередь доведению приказа министра об усилении несения службы на период с первого по девятое мая. Первым, самым главным вопросом совещания доводился план антитеррористических мероприятий: патрулирование массовых скоплений граждан, взаимодействие с ФСБ и МЧС, проведение дополнительных проверок на предприятиях, внеплановые инструктажи охранных предприятий, усиление бдительности, оставленные без присмотра пакеты, патрулирование вокзалов кинологами, подозрительные автомобили, граждане и далее по списку. Офицеры старательно записывали информацию и ждали окончания совещания, чтобы все забыть и спокойно разойтись по домам и разъехаться по дачам.

Федор Викторович говорил вдохновенно, отрывисто и быстро, сознательно сгущая краски. Он всегда на совещаниях говорил не так, как наедине, словно работал на публику. Токарев не любил широкие совещания, они часто превращались в цирк, сопровождались веселым унижением первых попавшихся, оратор впадал в эйфорию и не мог остановиться. Полковник самоутверждался, но все его понимали.

— Товарищи, спасибо всем. Прошу вас отнестись к приказу максимально серьезно. Основательно доведите информацию до личного состава, добейтесь полного понимания текущего момента, не забудьте собрать все подписи в листе ознакомления. Листки четвертого сдать секретарю. Ну, что еще? — он с сожалением оглядел аудиторию, возбуждение от выступления не спадало, но отпускать людей надо. — Всех поздравляю с наступающими праздниками! Помните, что для нас любые праздники хуже горькой редьки. Все свободны, кроме Токарева, Зайцева и Федорова.

Офицеры, с шумом двигая стулья, покинули учебный класс. Оставшиеся заняли парты поближе к доске, сели плотнее, раскрыли папки с бумагами.

— Теперь слово тебе, Николай Иванович. Начинай с дела Безроднова, — бодро распорядился Котляр. — Знаю, у тебя есть результаты, практически уложился в установленные сроки. Молодец, хорошо работаешь. Потом по остальным делам заслушаем. Только покороче.

— Докладываю. По делу об убийстве бывшего депутата и его семьи имеем на сегодня следующую картину, — Токарев хлопотливо составлял свой пасьянс из документов, он говорил медленно, старательно подбирая каждое слово. — Есть подозреваемый в организации преступления — заказчик. Это старый друг Безроднова, профессор Волков Олег Львович. Сейчас он находится в СИЗО, я сегодня был у него. Ему предъявлено обвинение, уведомление об аресте он подписал. Доказательства — половинка фотографии с изображением жертвы, найденная у предполагаемого исполнителя убийства, и другая половинка той же фотографии, найденная в личных вещах Волкова. На обеих половинках присутствуют отпечатки пальцев Волкова. Улика серьезная. Еще имеем признательные показания самого Волкова, свеженькие, только сегодня испеченные. Мотив — личная неприязнь, обида, большие деньги и драгоценности. Безроднов по имеющимся сведениям в момент убийства имел при себе крупную сумму денег, банковские карты, номера заграничных счетов и дорогие ювелирные украшения. Ничего этого, кроме перстня с большим бриллиантом, пока не найдено. Где спрятаны перечисленные объекты, Волков не говорит, имитирует помешательство. Следующий персонаж, исполнитель, один из двух — Ижинский Александр Анатольевич, он же Урбанюк. Бывший наемник, преступник, наркоман. Убит при невыясненных обстоятельствах уже после трагедии в квартире Безроднова, был зарезан неизвестными лицами. Либо зачистка, либо наркоманы его ограбили. При нем найдена та самая половинка фото с его отпечатками и отпечатками Волкова. Опрос соседей показал, что Ижинский незадолго до смерти хвастался большой суммой в долларах, то есть с ним расплатились. Второй предполагаемый соучастник убийства — участковый, капитан Кухарчук. Он сейчас на свободе, за ним ведется наблюдение. На Кухарчука указывает версия о перстне, который он передал Тимошину для продажи. К сожалению, показания Тимошин дать не успел — повесился в камере. Версия о насильственной смерти не подтвердилась. Сергей, доложи.

— Мы, товарищ полковник, — вступил Федоров. — Тщательно проверили всю смену, которая работала в те сутки. Проверили каждого по журналу, сравнили перемещения с видеозаписью и рапортами других сотрудников. Я два дня бился только над этим. Ничего. Могу передать схемы и графики передвижений сотрудников за сутки. Вывод — никто из наших этого сделать не мог.

— Может быть, кто-то из задержанных? — уточнил Котляр.

— Мы опросили и задержанных, — объяснял Федоров. — С ними, конечно, сложнее: врут, бредят и путаются. Не очень идут на сотрудничество. Скорее всего, не они, но полной уверенности нет.

— То есть самоубийство?

— Получается, что так.

— Понятно. Николай Иванович, что думаешь делать с Кухарчуком?

— Пока водим его. Во-первых, его участие ничем не доказано, кроме намеков моего информатора. Во-вторых, нужно взять его на сбыте краденого или передаче представителю Волкова, Волков-то в СИЗО. Если не с поличным брать, то предъявить ему нечего. А его надо брать и колоть до получения полной картины преступления. Другого пути не вижу. От Волкова пока толку нет, Ижинский мертв.

— Василий Алибабаевич, а ты проработал контакты Ижинского из наркоманской среды? Я слышал, там бабушки серьезные охраняют подъезд. Участковый, который его пустил в арестованную квартиру, что говорит? Что ты отсиживаешься? Удиви рвением! — твердой рукой вел совещание Федор Викторович. — Прояви инициативу.

Зайцев задумался, трагически вздохнул, нахмурился.

— Участковый говорит, что не знал ничего о вселившемся Ижинском. Заявлений на того нет. Квартира стояла опечатанная, жалоб соседей не зарегистрировано. Я ему не верю. Влепить бы ему взыскание для прояснения памяти.

— Это не тебе решать, — оборвал начальник. — Наркоманов показывали соседкам?