— Допустим, что всё так, как вы говорите, — медленно переваривал Волков. — А вы уверены, что тот гражданин, который мертвый, именно и убивал Безроднова и его семью?

— Конечно. Вам ли не знать? — язвительно проговорил следователь.

— Только потому, что у него нашли фото? Он сам что-то успел пояснить? Какие-то показания давал? Может быть, у него алиби? Вы проверили, где он был в момент смерти? Должны быть свидетели, хоть кто-то, кто видел его поблизости от квартиры Безроднова. Ищите его отпечатки в квартире, какие-то следы. У вас же ничего нет, что доказывает его причастность, а стало быть, и мою. Говорю вам еще раз — я не причастен. Непричастен! Слышите? Вы схватили невиновного человека. А-у! Есть тут кто живой? Странная ситуация, если представить, что фото нет, то ни он, ни я не имеем отношения к убийству. Я прав?

— Тем не менее, фото есть. Ваш подельник Урбанюк — наемник и убийца, живший по поддельным документам. Он находится в международном розыске. Это не похоже на случайность, что наемный убийца получает заказ на убийство. Не находите? Думаю, вам пора перестать размышлять и признаться во всем.

В кабинет постучалась, и вошла Лена с оборудованием для дактилоскопирования. Волков безвольно отдал свои руки на поругание.

— Могу я посмотреть на фото, которое нашли? — нерешительно спросил он.

— Пожалуйста, — протянул молодой следователь пакетик. — Только из моих рук.

Олег увидел крупное изображение улыбающегося Безроднова. Странно, такого снимка он не помнил. Откуда оно? Небо синее, сзади вроде вода. Наверное, в «Острове». Явно отрезано от большего снимка. Чей-то локоть попал в кадр.

— Узнаете? — спросил Токарев.

— Это Женька. Снято на пикнике, я думаю, года четыре назад. Последние несколько лет, кроме той встречи — полторы недели назад, мы не встречались на природе.

— Вот видите! — оживился Токарев, словно факт узнавания Безродного — это признание в организации убийства. — Давно бы так.

— Вам необходимо найти негатив этого фото или цифру. Тогда, возможно, станет понятно, кто печатал. Кстати, возможно, в лаборатории, которая печатала, остались файлы. Нужно выяснить, где печатали, кто заказывал и кто забирал. Поймите, если расследовать происхождение фотографии, то многое прояснится. Станет понятно, что ни я, ни тот, которого убили, не виновны. Not guilty!

— То есть признавать очевидные факты вы отказываетесь?

— Конечно, поскольку они вовсе не очевидны. Представленные факты доказывают мою причастность лишь косвенно и с минимальной вероятностью. Меня никто никогда не мог с ним видеть вместе, я с ним не перезванивался и вообще не знал о его существовании. Докажите, что мы были знакомы! Повторяю вам. Никого я не заказывал и убийства не организовывал. Если вы сами начнете так думать, то и сможете разобраться во всем. Или вам это не нужно? Вижу — не нужно! Вам правда не нужна, вам нужен я. А, понятно. Вам заплатили за меня! Точно? Или вы скажете, что никогда не брали денег за обвиняемых? Горячее сердце и чистые руки носите с собой, или это оборудование исключительно для остальных и хранится в ящике стола? Почему вы не смотрите мне в глаза, следователь? Понимаю. Вы не можете смотреть в глаза человеку, который каждую копейку в своей жизни — каж-ду-ю — заработал вот этой вот головой, — он, распаляясь, чувствительно похлопал себя по лбу. — И ни одной бесчестно не присвоил. Вообразите себе, встречаются еще такие люди. Идите все вон! Я до суда ни слова не скажу. Вы отпускаете меня?

— Нет!

Он нахохлился, как воробей, положил ногу на ногу и отвернулся к окну. Всем видом давая понять, что никаких компромиссов не будет. «Должны же возникнуть у этих палачей сомнения, — думал он. — Их тут трое, два следователя и еще один, неопределенный. Кто-то же должен усомниться? Неужели это всё взаправду? Что же делать, что же будет?»

— Мне нужно позвонить, — просительно вымолвил Волков. — Домой, предупредить.

— Кого, о чем?

— Жену. Предупредить, чтобы не оставляла сегодня Дашку, что я не приду ночевать сегодня, — он опять почти плакал.

— В этом нет необходимости, она предупреждена.