Радость была — как перед самыми Ноябрьскими, Смоленцевы приехали, из Италии! Лючия сияет, умиротворенная, а фигура у нее изменилась заметно! Обновы показала, просто чудо — два новых пальто, платья, и всякая мелочь. Мне подарки привезла — швейную машинку (и себе, вторую), и еще по «двойному отрезу» на платье и на пальто (отрез простой, это сколько идет на единицу одежды, но при таком покрое как у нас, надо побольше), чтобы я сама заказала, по своей мерке. Но главное, новости были для меня, как воздух. В газетах наших конечно, писали, что в Италии творилось — но очень коротко. А тут, мне столько рассказали!

— А ведь церковники свою игру с самого начала вели — замечаю я — если у них уже была запись на магнитофон, значит они знали? Но хотели, чтобы ты начала — а они уже после вступят. Это и называется, Люся, большая политика — ничего личного!

Нахмурилась итальяночка. И спрашивает:

— То есть, мне и матери-Церкви нашей верить нельзя?

— Можно — отвечаю — но только помнить, что они прежде всего и всегда будут думать о своем высшем интересе!

— А вы? — спрашивать не прекращает — для вас тоже, государственный интерес будет выше чем я?

— Нет — отвечаю я серьезно — потому что это наше государство, наше дело, разницу понимаешь? А Римская Церковь нам союзник, дружественная, близкая в чем-то — но иная. Тут конечно, тебе решать окончательно, за кого ты, за нас или за них — но верю я, что расхождений у нас не предвидится. По крайней мере, мы с Римской Церковью вражды не начнем — если они первые не решат. Нет у нас принципиальных разногласий! И цели наши — церковным не противоречат.

Лючия помолчала, а затем выдала вдруг:

— Аня, а скажи, что такое «Рассвет»? О чем нас Его Святейшество спрашивал. Он считает, что это просто другое название службы, где ты, я, наши подруги на севере. Но я от них никогда этого слова не слышала, значит что-то другое?

Мой Адмирал, рядом сидевший, усмехнулся. А Юрка глаза ответ дипломатично. Хорошо еще, Марьи Степановны рядом нет, на кухне хлопочет, и тетя Паша в магазин ушла.

— А вот это, Люся, сказать тебе не могу. Без обид — сама узнала, лишь когда для моей задачи стало необходимо. Сам товарищ Сталин решает, кому можно открыть. Намеком же — все, что мы делали, «Рассвет» приближало. Солнце нового мира, страна Мечты. Наш путь, на который мы и других приглашаем, но лишь по доброй воле, нельзя никого силой к счастью гнать. А вот какой она, Страна Мечты, будет — это лишь от нас зависит, и от наших детей. Так что рожай, и ни о чем не думай — когда надо будет, тебе все расскажут.

Удовлетворилась ли римлянка этим ответом? Ой, сомневаюсь — газеты смотрю, ими из Италии привезенные, язык не понимаю, но рисунки! Это кто там у них нашим Кукрыниксам под стать — а уж над бедным Доном Мафии так издеваются, кошмар! Последняя карикатура — Юрка и Лючия (портретное сходство соблюдено), руками машут, «до свиданья Италия», и Лючия тянет за собой на поводке упирающегося шелудивого пса, с мордой Дона, хвост поджавшего! А речи ее перед репортерами — нет, честно призналась, что основные тезисы ей заранее святые отцы давали, но ведь после требовалось еще и на вопросы отвечать и за словом в карман не лезть! И тебя, Люся, в самом деле, в итальянские королевы пророчили? А что — прежнего короля, Виктора-Эммануила, немцы расстреляли, со всей семьей, если кто и остался из родни, как например жена царя Болгарского, так она в Италии и малой доли твоей популярности не имеет, и не будет иметь никогда. Потому, если итальянский народ решит восстановить монархию, ты абсолютно реальная кандидатура!

— Аня, ну ты смеешься? Куда я от моего мужа поеду? Мне здесь гораздо интереснее — тут Лючия улыбнулась лукаво — особенно если меня в вашу Тайну когда-нибудь посвятят!

Ну, Люся, ты скажешь! Хотя если честно, мне бы пришлось выбирать, посвятить себя такому делу, или стать обычной королевой какой-нибудь европейской страны — я бы первое выбрала, не колеблясь! Вот только жизнь уж очень беспокойная будет, и точно скучать не придется. И даже, возможно, долгих лет не гарантирую — но до девяносто первого очень хочется дожить! А пока — уедет мой Адмирал на новую войну, и сидеть мне как царице у окна в сказке Пушкина. А что Пантелеймон Кондратьевич твоему рыцарю придумает, даже я не знаю — но точно, долго в Москве у твоей юбки остаться не даст!

Так и вышло. Срок мне подошел 28 ноября, и на удивление легко было, ждала чего-то долгого, страшного и болезненного! Сын, назвали Владиславом — друг с этим именем был там, у Михаила Петровича, и имя хорошее, исконно русское. 1 декабря я уже дома была, и Адмирал мой своего наследника успел увидеть — до того, как отбыл на Дальний Восток. А мне — ждать, скучать, и нашего сына растить.

— Наверное, тоже моряком станет? — предположил Юрка, зашедший посмотреть.

— А это к чему талант окажется — серьезно ответил мой Адмирал — хотя конечно, если продолжит семейную династию, я буду рад! Но если проявит большие способности и желание к чему-то другому — инженером, ученым, врачом, да хоть артистом! — препятствовать не буду. Чтобы человек своим делом занимался, и высот достиг.

Маленький человечек, Владислав Михайлович Лазарев, двигал ручками и ножками, и смотрел на нас. Да заверните же ребенка, застудите! И осторожнее, не уроните! А я все сделаю, ничего не пожалею, чтобы ты вырос здоровым, умным, сильным. О нет, я не собираюсь делать из тебя мимозу — но позабочусь, чтобы все трудности были тебе по силам, и в то же время закаляли. Чтобы ты, а особенно твои дети, жили уже в мире «Рассвета», побеждающего коммунизма, и никогда не узнали, что такое «перестройка». Кстати, фантаст Иван Ефремов, у которого мы были летом, уже напечатался, и не только в «Технике-молодежи», но целым сборником своих рассказов (Пономаренко не забыл моего доклада тогда!). Интересно, был ли Иван Антонович удивлен благожелательным отношением к нему и в издательстве «Молодая Гвардия», и в Союзе Писателей, куда его приняли на полгода раньше, чем в иной истории? А если он здесь и напишет что-то, отсутствующее там?

А дальше началась у меня совсем другая жизнь! Когда Владик плачет, надо тотчас к нему бежать, а ночью просыпаться и вставать — покормить его надо, или пеленки сменить, или просто на руки взять, успокоить, или самое худшее, заболел? Марья Степановна помогала, конечно — так ей самой нелегко, после Блокады и как двоих детей похоронила, и за своим ухаживать — главное, что она мне все показала, научила, я ведь одна была у родителей, не приходилось мне маленьких нянчить, не умела я совсем! И кормить Владика приходится мне самой — у Марьи Степановны молока своему едва хватает, ну разве что меня иногда подменить. Хорошо, в квартире газ есть (и плита на кухне, и горячая вода от водогрея), пеленки и стирать и кипятить удобно. Есть утюг электрический, гладить легко. Холодильник на кухне — можно еду впрок готовить. Американский кухонный комбайн, с картофелечисткой (тут даже Смоленцев удивился — в его время этот агрегат был почти вдвое меньше и легче, но вот последнего узла в нем не было). Еще скороварка, посудомоечная машина, электрочайник, стиральная машина (когда работает, трясется и как трактор рычит, даже страшно), и пылесос (Юрка опять удивился, этот агрегат лишь здоровому мужику передвигать впору — но вот функция «пульверизатор» даже через полвека будет далеко не на всех моделях). И вся эта техническая роскошь, доступная пока лишь очень немногим в СССР, дана мне, как сказал Пономаренко, чтобы я в домашнем быте не утонула, в ущерб службе — еще Ленин намечал, освободить женщину от домашнего рабства, чтобы она могла в полной мере трудиться на благо социалистического Отечества — за Киев тебе огромное спасибо, но будут в дальнейшем у тебя и еще подобные поручения, это не всяких там «пирожковых» на Севмаше ловить. Надеюсь, что несколько месяцев мне с Владиком неотрывно побыть дадут?

Ну а в свободное время (не так много его и осталось), я занималась чтением (самообразование — может и впрямь мне на заочный поступить?). Еще, хорошо, что можно уже обратить внимание и на свою физическую форму — гимнастику делала, поначалу очень осторожно, затем смелее, не размякать и не толстеть! Ну и общаясь с Лючией, заинтересовалась итальянским языком. Если Юрка Смоленцев, там зная английский и испанский, здесь успел немецкий выучить сносно, а итальянский очень хорошо? А у меня немецкий в совершенстве, с Ленинградского универа (и практика в оккупированном Минске с «носителями языка», будь они прокляты!), английский более-менее (и тоже практика, с «мистером шимпанзе»), теперь и итальянский будет? Лючии пока заняться нечем, так что часто приходила она ко мне, особенно когда Юрку опять куда-то услали, и мы вели беседу — благо, квартиры наши в одном подъезде, в новопостроенном крыле, ей только на лифте спуститься. А вот ноут пришлось забросить в сейф — трудно ведь, по инструкции, не дозволять никому из непосвященных даже входить в комнату, чтобы увидеть секретный прибор — когда и с Лючией, и с Марьей Степановной, и с тетей Пашей, отношения у нас самые доверительные. Швейные машинки, из Италии привезенные, оказались все ж разные немножко, у меня «универсал», у Лючии «белошвейка» — и Лючия взялась сама мне платье сшить, силуэта «клеш-солнце от груди, а сзади от плеч», и на стройной фигуре, без живота, смотрится отлично, особенно если дополнить шляпкой с широкими полями. И в жару приятнее без пояса носить, чтобы развевалось и продувалось, конечно, если ветер не слишком сильный, а то будет все над головой… хотя если на пляже, в купальнике, когда на юг поедем? А вот пальто такого же фасона в ателье заказывать пришлось, с толстой тканью работать сложнее. Примерила, перед зеркалом покрутилась, осталась довольна — наш принцип, движений не стесняет совсем! Вот только ждать весны надо, чтобы в нем выйти — снег сейчас за окном. У меня шубка на меху еще с Молотовска была, а Лючии здесь пришлось покупать. Римлянка на нашу зиму смотрит даже с восторгом, не приходилось ей в такой же мороз по лесу от карателей бегать… и дай бог, чтобы не пришлось никогда! На улице метель, Владик в кроватке посапывает, уснул, а мы сидим, тихо по-итальянски беседуем, у меня что-то уже начало получаться. Или радио слушаем — приемник у нас хороший, еще довоенная радиола СВД-9, и если музыка классическая, то для Владика это как колыбельная, ну а новости, мы звук приглушаем, и близко садимся. И газеты читаем — что в мире творится?