Лазарева усмехается. И итальянка при ней, как цепная овчарка. Следователь, после кивка Лазаревой, оглашает:
— Советское правосудие гуманно даже к преступникам. И предлагает вам, гражданка Пирожкова, добровольную замену высшей меры социальной защиты на двадцать пять лет заключения, с условием отбытия части срока на опасных работах или научных экспериментах. Здесь подпишите — или нет, вам выбирать.
Конечно подпишу! Двадцать пять лет, это не так много. Опасные работы и эксперименты — так я очень постараюсь выжить. Чтобы после пройти по своему Пскову в обновленной России, свободной от коммунизма. Увидеть над Кремлем царского двуглавого орла. И взглянуть на казнь и позор тех, кто сейчас обрекает меня на муки. Нет, одного морального осуждения для них будет мало — ведь они станут наслаждаться жизнью в свои лучшие годы, пусть же ответят за все! А я буду свидетелем на процессе, где вынесут приговор уже им. И может быть тогда, году в 1969, я буду еще не совсем стара и уродлива, и встречу своего избранного, борца за счастье русского народа? Точно, встречу — ведь тогда придет срок выходить на свободу тем, кто осужден сейчас!
А если ничего этого не будет — тогда и не надо жить![21]
Вот мразь! С ней пообщавшись, хочется вымыться. В голове не укладывается, как можно быть такой… слов нет, одни лишь ругательные, из боцманского загиба. Наташка, которая роль играла, после едва не плакала:
— Ань, ты не подумай, что я такая! Ты сказала — вот я и старалась.
— Дуреха ты, Наташ, а подумай как я еще худшую роль в оккупированном Минске, целых полгода, а не четыре дня, играла? Главное, чтобы эта маска к тебе не приросла!
Вот только такие твари — мне даже там не встречались! Предатели, с которыми было все ясно — как псы, что служат за кусок с хозяйского стола. А эта — ведь не за что ей конкретно быть обиженной на Советскую Власть — не голодала, не страдала, в семье достаток был (кто знает, что такое питерская коммуналка, тот просто не поймет, как это, в собственном доме жить, а затем в пятикомнатной квартире, и быть чем-то недовольным?). Папаша получал очень неплохо, по советским меркам, и даже брат Илья, что с Юденичем ушел, как выяснилось, не в бою с Красной Армией погиб, а добежал после до Латвии, жил в имении у каких-то знакомых, в пьянстве и депрессии застрелился. И из отдельного дома в квартиру всю их семейку выгнал не красный комиссар, а священник, прежний этого дома хозяин, который еще в 1917 сбежал, а через девять лет вернулся и предъявил права на свою собственность. Но жила она до сорок первого — даже лучше чем я! Ах, свободы ей захотелось? Под которой она понимала — живу как хочу, как свободная личность, и мне за одно это должны особые условия обеспечить. И это святое право не всех людей, а одной лишь интеллегенции. Непременный признак которой, это оппозиция к любой власти — однако же эта самая власть обязана за это интеллегенцию кормить и содержать. Наверное, именно за это русскую интеллегенцию и называли «гнилью» и «говном» и русский Император Александр Третий, и Владимир Ильич.
— Немцам служить, врагам, оккупантам — это тоже свобода?
— Да, свобода! Если хотите, чтобы лучшие люди нации вам служили — так создайте условия, чтобы нас устраивали!
— Это вы что ли лучшие? — удивляюсь я — вот у меня на счету полсотни убитых фрицев, и это лишь те, что точно сдохли. Еще наверное, штук двадцать сдохших вероятно, могут и раненые быть. А что ты сделала для столь любимого тобой на словах русского народа, в это тяжелое время?
А она орет, что для русского народа было бы лучше приобщиться к европейской цивилизации. Пусть даже завоеванными — но поскольку Европа это свобода, то был шанс что все изменится к лучшему. И вообще, эксцессы и жестокость немцев, это большей частью ответ на фанатизм таких как я — а так, немцы высококультурная нация. И она, Вера Пирожкова, старалась, чтобы между нашими народами пришло взаимопонимание. И была бы свободная, демократическая Россия, где «всем достойным людям было бы хорошо».
Она что, за восстановление монархии? Нет — оказывается, решать все должна интеллегенция! Но не править сама, а именно указывать исполнительной власти, которая и должна все осуществлять (и отвечать). А какая это власть, без разницы, хоть царь, хоть республика, хоть иноземная оккупация — главное, чтобы слушали «образованных людей»!
Да, по ее мнению, и свобода, это лишь для «образованных». Ну а прочие должны работать и молчать. Поскольку свобода им незачем, ну что они, бескультурные, будут с ней делать? Нет, можно конечно из них отбирать отдельные талантливые экземпляры — но вообще, высшее образование должно быть прежде всего для тех, кто «из достойной семьи», поскольку именно они имеют должный уровень культуры. А не всякие прочие — поскольку образованное быдло все равно останется быдлом, а не интеллегентом.
— Выбирай выражения, тварь!
— Интеллегент всегда свободен. Не внешне, так внутренне. А вы все — рабы. Вы делаете то, что вам укажут, служите там, куда пошлют, верите в то, во что вам дозволено верить. Когда придет свобода, вы все ответите за ваши преступления, против свободных людей! Сталинский режим должен рухнуть! Если у русского народа не хватит сил самому сбросить это ярмо, он должен принять помощь западных демократий! Пусть будут свободные всеобщие выборы под надзором английских и американских представителей, и войск — с предварительным изъятием коммунистов, а так же всех зараженных тоталитарным мышлением! Или же оккупация, с принудительным наведением порядка! Все виновные в преступлениях против свободы и демократии, должны быть наказаны. А все пострадавшие — должны получить компенсацию. И это все будет, скоро — потому что мировая общественность не потерпит существования страны, столь нагло попирающей основные права человека!
Ну и так далее. Наговорила листов на десять протокола, дальше уже повторяться начала. Мне уже скучно стало — и диагноз ясен, и для обвинительного заключения хватит. Вот интересно, что же за мир был там, в будущем — если какая-то Новодворская подобное говорила двадцать с лишним лет, в газетах, по радио и телевизору? И никто ей обвинения не предъявил, в явно выраженной измене? Эталон предателя — даже я не сдержалась, после пришлось Воронову объяснять, что была еще большая подобная мразь, «товарищ Кириллов знает, а я без дозволения его сказать не могу».
Что ж, теперь не под вышак, а на Второй Арсенал пойдет. Товарищам ученым для опытов женский организм нужен, а где взять? Уже, с подачи потомков, заявку на Тоньку-пулеметчицу (падаль, кто в Локте под Брянском наших сотнями расстреливала) в НКГБ послали, со всеми ее данными, и подлинной фамилией — чтобы, если поймают, не к стенке, а к нам. Так нет ее пока — а план экспериментов есть, и пусть эта Пирожкова хотя бы сдохнув, СССР послужит! Лагерь для тебя, сволочь, слишком гуманно — еще устроишься какой-нибудь учетчицей, и отсидишь в комфорте все двадцать пять! И пуля тоже слишком быстро и легко. А вот когда у тебя волосы и зубы повыпадают, и сама начнешь заживо гнить — тогда мечтать будешь, скорее околеть!
Нам теперь — все расчеты с ее участием перепроверять, нет ли там ошибок? А мне с дядей Сашей объясняться, отчего просмотрела? А что с ее папашкой делать? Который сейчас в Ленинградском университете преподает, вселившись в квартиру умершего в Блокаду? Связаться с ленинградцами, чтобы ему тоже 58ю, пункт о членах семьи, кто знали и способствовали? Или же, поскольку свое дело (преподавать математику) он умеет хорошо, и польза тут может и превысить вред, им нанесенный? Может, достаточно простой пометки в личном деле, что лекции ему разрешены, а вот семинары. дипломники, аспиранты (где уже не одна передача знаний, а и воспитание идет) — под запретом? Так же как лекции научно-популярные и работа в школе. И ведь смешно, что рассуждая о свободе выбора, Вера Пирожкова не понимает, что её саму лишил этого любимый папочка. Когда еще в детстве внушил, что интеллегент никому ничего не должен — а ему все должны.
И, чтобы не делать ее ни мученицей, ни героиней, когда коллектив КБ выразил интерес, за что это НКГБ арестовало одну из сотрудниц, я приказала устроить для руководства, комсомольского и профсоюзного актива, а также наиболее авторитетных в коллективе товарищей прослушивание звукозаписи пирожковских изречений. Благо, для подобных целей ребята с К-25 еще в прошлом году соорудили здоровенный стальной ящик, с кнопками, тумблерами и мигающими лампочками на передней панели — внутри которого прятался крохотный диктофон. А мы с Лючией внимательно наблюдали за лицами приглашенных — приятно было, что мы не ошиблись в людях, рвотный инстинкт был у всех. После в «Северном рабочем» даже появилась статья, где Пирожкова была названа фашистской наймиткой, ищущей новых хозяев, чтобы продать им наши секреты. Вообще-то так оно и есть?