— Нет, уверяю вас, констебль, ноги моей не было в Баккенгорде с тех пор, как моя мать и ее падчерица заболели этой страшной болезнью.
— Но ведь вы знали, что дом был дезинфицирован. Подняв брови, кадет небрежно выпустил из ноздрей дым.
— Дезинфицирован… — произнес он. — Можно ли надеяться, что в доме не осталось ни одной бациллы?
— Речь идет не о бациллах, а о вирусе, — не без злорадства произнес Рикард.
— Пустяки, — ответил Ханс-Магнус, пожимая плечами. — Как бы там ни было, я понятия не имею, куда подевалась эта старая мебель и всякая рухлядь. Наверняка Винни сама все это продала и не хочет признаться в этом.
Рикард чуть не дал за это лейтенанту оплеуху.
— Винни этого не делала, — произнес он сквозь зубы. — Ладно, если вы не хотите идти нам навстречу, мы предпримем самостоятельные поиски.
— Мне кажется, вы давно уже этим занимаетесь, — не без ехидства ответил Ханс-Магнус. — Но ничего пока не обнаружили, если не считать носового платка. Я бы и сам охотно узнал, где находятся теперь эти вещи, потому что среди них немало моих.
Рикард ушел, дрожа от ярости. Он решил поставить на колени этого самонадеянного идиота, чего бы это ему не стоило.
Винни принимала у себя Агнес, которой нравилось бывать в Баккенгорде, несмотря на то, что там почти не было мебели.
Под столом, за которым они сидели, рычали друг на друга собаки.
— Должна тебе сказать, Винни, — произнесла маленькая, хрупкая дама, — что ты хорошеешь день ото дня. Я помню какой невзрачной ты была раньше. А теперь ты обращаешь на себя внимание, ты личность! Личность! Да, можно сказать, видная дама!
— Ой, да что ты… — смущенно ответила Винни. — Лично я так не считаю. Но, в самом деле, прическа и одежда много значат.
— Ты не представляешь себе, как много! — убедительно произнесла Агнес.
— Ты же видишь, я подстригла волосы. Это Мали на Липовой аллее уговорила меня сделать это. Рикарду сначала это не понравилось, ты же знаешь, что мужчинам всегда нравятся длинные волосы…
Агнес этого не знала, но горячо кивнула в ответ.
— Он сказал, что это мне больше идет.
Как это было странно для нее и чудесно, говорить о самой себе. Ведь всю жизнь Винни старалась уходить на второй план. Теперь она могла позволить себе немного заняться собой.
— Но дело не только в этом, — убежденно сказала Агнес. — Многое зависит от походки, от выражения глаз. Ты теперь совершенно другой человек! Тебя просто не узнать!
«Это любовь к Рикарду так изменила меня, — подумала Винни. — И его любовь ко мне. Какой сильной я чувствую себя! Просто несгибаемо сильной! И в то же время такой ранимой! Меня так легко теперь вывести из себя.