— Как это — руки вверх?

Аллан, давненько уже не слыхавший подобной ерунды, тут же принялся приводить свои соображения по существу дела. А что будет, на взгляд господина, если они не станут поднимать руки вверх? А если, скажем, он сам, в свои сто лет, запустит в господина яблоком? Или вон та хрупкая женщина пробьет его навылет бельгийской клубникой? Или же…

— Ладно-ладно, хрен с вашими руками, только без всяких мне тут штучек!

— Каких штучек?

— Заткни пасть, старый козел! Скажи лучше, куда вы девали тот гребаный чемодан. И того, кто его вез.

Ага, поняла Прекрасная. Вот и сказке конец. Действительность настигла-таки их всех. Никто Хламу не ответил, все старательно думали — так, что извилины трещали, — все, кроме, пожалуй, слонихи, которая, несмотря на весь драматизм момента, решила, что пришло время покакать. Когда слон облегчается, это редко остается незамеченным теми, кто оказывается в непосредственной близости.

— Бляха-муха, — сказал Хлам, проворно отскочив на несколько шагов от жижи, которая хлынула из Сони. — Какого хрена вы тут слонов развели?

Ответа по-прежнему не было. Бастер сдерживался из последних сил. Он явственно чувствовал: что-то не то. Ох, как же подмывало кинуться с лаем на этого чужого! И пес, хоть и знал правила поведения, глухо зарычал. Это, в свою очередь, заставило Хлама наконец заметить овчарку на террасе; он инстинктивно попятиться еще на два шага и поднял пистолет, изготовясь выстрелить, если потребуется.

Вот тогда-то в столетнем мозгу Аллана и родился план. Многоходовый, что да, то да, да к тому же и рискованный — Аллан легко мог сам лишиться жизни, если он, конечно, не бессмертен. И столетний мужчина, глубоко вздохнув, приступил к его осуществлению. С наивной улыбкой на губах он направился прямиком к бандиту с револьвером. И заговорил самым что ни на есть дрожащим голосом:

— Ой, какой у тебя пистолетик! Он что, настоящий? Можно подержать?

Бенни, Юлиус и Прекрасная решили все трое, что старик рехнулся.

— Стой, Аллан! — не выдержал Бенни.

— Стой, говорят тебе, старый козел, а то пристрелю к чертям собачьим, — сказал Хлам.

Но Аллан, шаркая, все шел вперед. Хлам отступил на шаг, вытянул руку с револьвером в сторону Аллана в еще более угрожающем жесте, и тут… тут он это сделал! Сделал то, на что Аллан так рассчитывал: отступил от волнения еще на один шаг назад и…

Тот, кто хоть раз ступал в вязкую субстанцию, какую являет собой свежий слоновий навоз, знает, что устоять на ногах практически невозможно. Хлам этого еще не знал, но вскоре понял. Нога поехала вбок, Хлам взмахнул руками, стараясь устоять, поспешно сделал шаг назад другой ногой — и вот уже обеими ногами увяз в слоновьей жиже. И, беспомощно повалившись навзничь, шлепнулся на спину.

— Сидеть, Соня, сидеть, — сказал Аллан, выполняя заключительную часть своего многоходового плана.

— Нет, едрена сатана, Соня, не смей сидеть! — закричала Прекрасная, вдруг сообразив, к чему дело идет.

— Да какого, сука, дьявола… — сказал Хлам, лежа на спине посреди слоновьих испражнений.

Соня, стоявшая ко всему этому спиной, четко и ясно слышала команду Аллана. А дед он, как уже сказано, добрый, и угодить ему слониха была только рада. К тому же хозяйка, видимо, подтвердила приказ — ведь команда «не смей» в Сонин словарный запас не входила.

И Соня села. Ее зад, теплый и мягкий, опустился, раздался глухой треск и что-то похожее на короткий писк, а потом стало тихо. Соня сидела — теперь, надо думать, ей яблоко полагается?