– Нет, – Курбат был немногословен, – то Дива, точно знаю, сам её хоронил.
– А где тогда Вышага? – не успокаивался Звенислав.
– Он правее, где черемуха.
– Где черемуха, там Ясна. – Мой друг поник головой, вспомнив родную сестру.
– Хватит, – прервал я товарищей. – Здесь на одном месте по три-четыре человека схоронено. Сначала хоронили тех, кто в первую зиму от голода помер. Потом через три года холода большие случились, опять всех здесь клали. А затем уже тех, кто за остатние шесть лет преставился.
Курбат пожал плечами, и его горб забавно качнулся. Смешно мне не было, но какую-то неловкость я почувствовал. Горбун, когда разговаривал, забывал о своём увечье, но, видимо почуяв смену моего настроения, нахмурился и засобирался.
– Пойду, – пробурчал он.
– Погоди, – остановил я его.
Он исподлобья посмотрел на нас и спросил:
– Чего ещё?
– Ты как, теперь всегда с нами или опять сам по себе?
Горбун задумался, крепко так, серьёзно и сосредоточенно. Так из всех наших только он умел.
– До конца? – уточнил он.
– Да. До самого последнего часа.
– Пусть будет так, – поддержал меня Звенислав.
– Тогда в полночь встретимся на этом месте, дело будет, – отозвался Курбат и улыбнулся, как и должен улыбаться четырнадцатилетний парень, а затем развернулся и направился к баракам.
Чуть погодя вслед за ним из кустов вышли и мы. Потолкались по двору, никто нас никуда не гнал, и, воспользовавшись этим, завалились спать. Если всё будет как обычно, то этой ночью нас ждут новые приключения.
5. Штенгель
Когда совсем юным стажёром Гельмут Штенгель попал в сыскное бюро при Управлении Тайной стражи, его направили к самому Густаву Кремору, грозе всего преступного дна столицы герцогства Штангордского. И он был горд. Ведь его взяли в Тайную стражу. Именно его, единственного из всего благородного молодняка, поступившего в тот год на службу. Поэтому совершенно естественно, что окрылённый стажёр ожидал увидеть перед собой модного сурового франта в тёмном плаще, полумаске и с тяжёлой рапирой на боку. Только так и не иначе воображение рисовало ему образ знаменитого Кремора. Но реальность – жестокая вещь, и она оказалась иной.
В грязной комнате, куда отправили Штенгеля, сидел низкорослый старичок со сморщенным, словно печёное яблоко, лицом и выбитыми зубами. А одет он был будто бродяга: засаленные брюки, штопаный сюртук с чужого плеча, грязная сорочка и стоптанные ботинки. Как же в этот момент молодой человек был разочарован! Словами не передать.