В приказной избе скрипели перьями подьячие, сочиняя грамоты великому государю в Москву, князю Петру Урусову в Казань, князю Григорию Ромодановскому в Бекгород и в иные верные царю города и полковым воеводам о великой победе над Стенькой Разиным. И писали подьячие, что был на тех боях Разин поранен и ушел едва жив с немногими людьми в небольших лодках и побежали казаки Волгою на низ.
Поскакали гонцы из Симбирска в Москву и ближние города, а из Москвы уже в октябре и ноябре месяце пошли из разных приказов Разрядного, Казанского дворца Посольского и иных грамоты от имени великого государя по всему Российскому государству о победе под Симбирском.
Но шли эти вести лишь по государевым городам да по приказным избам, скользили по верхам. Кончился октябрь месяц, наступал ноябрь, а в лесном Заволжье, по лесным засекам, по захваченным уездными людьми городам не было о них ни слуху ни духу, да и не могли гонцы пройти там. Пятнадцать больших уездных городов еще держали в своих руках повстанцы, и среди них Алатырь, Саранск, Пензу, Курмыш, Темников, Кадом, Верхний и Нижний Ломовы, Корсунь и другие. С трудом пробивались по Симбирскому уезду ратные люди Юрия Борятинского, не отходил далеко от Арзамаса Юрий Долгорукий, высылал лишь из города полк Федора Леонтьева то в одну то в другую сторону, и везде Леонтьеву приходилось туго. Повстанцы перерезали все пути между полковыми воеводами, и каждый из них воевал в одиночку. Были дни, когда Долгорукий не мог послать даже гонцов в Москву без того, чтобы не попали они в руки восставших крестьян, обложивших всюду Арзамас.
Кружили разинские атаманы в междуречье Оки и Волги, крепко стояли в своих уездах и городах, и не знали они, что нет уже Разина под Симбирском и нет там их казацко-крестьянского войска. А если и доходили до них смутные вести о победах государевых ратных людей, так многие и не верили этому, знали, что приврать могут приказные души. Главное, что были в их руках города и села и все больше и больше людей шло к ним из уездов. И все бунташные города были в ссылке друг с другом: писали письма козьмодемьянцы ядринцам и курмышанам, а те цывилянам и алатырцам и договаривались меж собой, чтобы «им, соединясь… дворян и начальным людей и подьячих побивать… а как… придут великого государя ратные люди, и им битца всем и в городе в осаде сидеть и помереть всем заодно».
Подбадривали друг друга атаманы, ссылались грамотами, распространяли всюду прелестные письма, и множились бунташные люди, выводили бояр, дворян и приказных людей именем батюшки Степана Тимофеевича! И всюду ждали его: и в Тамбовском уезде под селом Конобеевом, да под Арзамасом, и на Алатыре, и под Нижним Новгородом. А если не приходил он, значит, срок еще не наступил, значит, воюет где-то Степан Тимофеевич за всю чернь, а наступит срок, и придет он к ним на помощь. И смело шли повстанцы в бой за пресвятую церковь, великого государя и Степана Тимофеевича Разина. Кипели бои под Алатырем, Темниковом, Арзамасом, Шацком, Нижним Новгородом. Мордовский мурза Акай Боляев вел бунташную мордву по Цывильскому уезду. В лесном Заволжье село за селом брал Илья Иванов.
К этому времени не раз и не два вспыхивали новые бунты и в понизовых городах, уже захваченных Разиным. Поднимался народ против недобитков, против тех, кто сумел залечь в первой суматохе, а потом повыползал из своих углов. Мутили воду боярские, воеводские приспешники в Астрахани, Царицыне, Саратове и на Самаре. В одних городах удавалось им запугать черных людей неминуемыми государевыми карами и великой опалой, и собирались уже самарцы и саратовцы принести свои вины, впали в большое сомнение. А в других городах дали боярским приспешникам отпор. Так узнали астраханцы, весь круг о том, что получает митрополит Иосиф царские грамоты, изменничает, вступает в ссылки с воеводами. Поднялись астраханцы, разгромили митрополичий дом и многих оставшихся в городе больших людей, дворян и купцов и целовальников, а митрополита приговорили на кругу скинуть с раската вслед за воеводой Прозоровским. Несколько дней бушевала Астрахань, добила чернь в те дни не только митрополита, но и многих изменников — старцев Троицкого монастыря, купцов, добрались наконец и до князя Семена Львова, на этот раз не" пощадили его астраханцы, скинули с раската.
Расправились заново со своими врагами и жители Царицына. Говорили в те дни черные люди: ведомо-де им стало, что идут против них бояре со многим войском, а как уцелеть, если сидят изменники по городам, и во всем боярам потакают, и с ними письмами ссылаются.
Именно в то время, как ушел Степан Разин на низ, и считали за ним царские воеводы многие десятки тысяч человек, стояли под его именем вся Волга и Заволжье, пятнадцать больших городов в междуречье и часть Слободской Украины, называли себя разинскими детушками десятки многотысячных отрядов с известными народу атаманами. И все же малоподвижен был весь этот крестьянско-посадский океан. Его волны били лишь в ближние берега, хотя и сносились между собой атаманы, но не было у них крепкой связи, действовали в основном отряды каждый за себя и часто не ведали, что делается в других уездах. Бежал Степан на низ, и невдомек это было многим его друзьям и товарищам. Да если бы и знали они о его разгроме, что могло бы изменить это? Все так же сидели бы они по своим городам и селам, по острожкам и лесным засекам.
Со второй половины октября стали смелеть воеводы. Нескончаемым потоком шли в полки из всех уездов и городов государевы ратные люди — дворяне и дети боярские, даточные люди, рейтары, подтягивались пушки и всякий запас, полнились полки Долгорукого, князей Юрия и Данилы Борятинских, Урусова, Ромодановского.
Наступление воеводы начали сразу со всех сторон. Двинул свои полки из-под Арзамаса Долгорукий, шли его ратные люди в уезды Нижегородский, Курмышский, Алатырский; Юрий Борятинский пошел по Симбирско-Корсунской черте, брат же Данила от Казани двинулся к Козьмодемьянску; Яков Хитрово от Шацка пошел к Керенску. Опирались воеводы на преданные государю города — Казань, Симбирск, Арзамас, Шацк, Тамбов, а повстанцы надеялись на свои города: Козьмодемьянск, Алатырь, Ядрин, Курмыш, Саранск, Пензу, Темников, Кадом и другие.
Не знал поначалу, куда и посылать своих людей князь Долгорукий. Едва отбился он от нападения на обоз под Арзамасом, как сказали дозорщики, что идут от Симбирска на Арзамас новые бунташные отряды в три тысячи. Срочно послал князь против них Федора Леонтьева. Встретил их Леонтьев около села Панова, и был там жестокий бой. Шли крестьяне против царского воеводы со знаменами и литаврами, конные и пешие, и бились с ними государевы ратные люди отчаянно и оттеснили их от села. Тогда отошли крестьяне в лес и сели там в осаду, осеклись в крепких местах засеками. Брал их приступом воевода Леонтьев, а в это же время к селу Панову вышли из соседнего села Чернавского новые конные и пешие бунташные крестьяне. С трудом отбился от них воевода. Много побито было на тех боях государевых ратных людей, много полегло и крестьян, а многих воевода пленил. Остальные же до времени ушли по лесам. И тал же на месте по приказу Долгорукого порешил всех пленных Федор Леонтьев, велел отсечь головы. Попал здесь в плен поп Андрюшка, который был под Симбирском, писал там Степановы прелестные грамоты, а потом ушел воевать на Арзамас. Пытали попа Андрюшку, винился он, что грамоты прелестные писал, и отсекли ему голову здесь же со всеми, а иных повесили по приметным местам.
В первых числах октября укрепился Юрий Долгорукий и послал воеводу Щербатова под села Мурашкино и Лысково. В бою 6 октября сбил он здешних людей, захватил у них пушки и знамена. И всех, кого взяли живым под Лысковом и Мурашкином, велел воевода Юрий Долгорукий карать отсечением головы.
Но держались еще мурашкинцы и лысковцы, подходили к ним люди с Алатыря и Курмыша, и снова укреплялись они. Кружили около сел воеводы Федор Леонтьев и Константин Щербатов, а подступиться никак не могли из-за множества восставших крестьян. Лишь 22 октября потеснили воеводы повстанцев, отняли у них 21 пушку, 880 ядер, пушечную дробь, мушкеты, пушечное зелье. И вошли воеводы наконец в село Мурашкино и всех, кого на бою взяли, тем велели отсечь головы и повесить. Всех же мурашкинских жителей привели к вере по церковной книге в присутствии попов и всего причта.
Многих захваченных людей велел Долгорукий привезти в свой обоз под Арзамас, и там пытали их крепко и жгли огнем, записывали их пыточные речи, а потом казнили: вешали и головы рубили.
А на следующий день двинулись Щербатов и Леонтьев к Лыскову и взяли село легко, потому что добили им челом сами лысковцы, а во всем все валили на мурашкинцев и их обвинили во всех воровских прелестях. Выбили воеводы повстанцев из Макарьевского монастыря. Разметал Долгорукий отряды Максима Осипова, и хотя кипели еще бои в лесах, но поочистили воеводы села под Нижним Новгородом.
С каждым днем свирепел князь Долгорукий, не слушал даже советов тех государевых людей, которые говорили ему повременить с казнями, чтобы не поднять тем крестьян заново, но беспощаден был Долгорукий, и беспощадны были дворяне и дети боярские, которые шли в бой против крестьян. Пленных не брали, кололи на месте, а которые нужны были для проведывания разных сведений, тех сначала пытали страшными пытками, а потом уже казнили смертью. Писал 28 октября в своей отписке в Москву князь Юрий: захватили его воеводы в Лыскове бунташных мурашкинцев. А посадили их лысковцы в тюрьму, устрашась прихода государевых людей, «и они… государь, товарыщи мои, выняв ис тюрьмы тех воров, за их воровство велели казнить смертью: отсечь головы, а иных повесить, а иным отсечь руки и ноги, а туловища повесить, а 3-х человек посадить на колье, а 14 человек бити кнутом и отсечено им по пальцу».
А тут объявилось новое дело: перекопали восставшие нижегородские крестьяне большую Курмышскую дорогу, чтобы не было по ней проходу государевым ратным людям, вырыли великий ров, и рядом сделали насыпь высокую, и поделали по обе стороны насыпи крепкие шанцы, укрепили подступы к валу кольем, надолбами и честиком.[35] Брал с бою и эту крепость Леонтьев, клал здесь государевых людей.
В отместку казнил смертью Леонтьев всех взятых в плен и сжег дотла село Мигино, куда скрылись крестьяне после боя. А 25 ноября, через десять дней после победы под Мигином, поднялись вновь крестьяне сел Гагина и Маресева, устроили свой ратный стан и завладели всем. Выбивал их из сел стольник и воевода Василий Панин; и всех, кого взял, велел казнить смертью, а иных бить кнутом. С расспросных же пыточных речей говорили крестьяне, что все они люди Степана Разина и ждали его скоро в Нижегородском уезде.
В Свияжском уезде и потом на Цывильск, Чебоксары и Козьмодемьянск шел с полком воевода князь Данила Борятинский. Больше месяца потребовалось князю, чтобы пройти от Свияжска до Козьмодемьянска. Встречали с боем Борятинского каждый день и русские крестьяне, и черемисы, и чуваши. 19 октября был бой у князя в двадцати верстах от Свияжска на речке Белой Волошке, и вышло против него пятьсот человек крестьян. Разбил их князь, а пленных велел повесить и бить кнутом. 20 октября напали на княжеский полк под Цывильском три тысячи повстанцев. Целый день шел бой под Цывильском, и оттеснил, наконец, князь повстанцев, но не успел встать обозом, как яростно напал на него вновь вышедший из лесов отряд в пятьсот человек. Через три дня, 22 октября, под деревней Шотней выдержал князь нападение двух тысяч повстанцев, и сумел Борятинский разметать их, а пленных всех повесил.
Едва устроился князь обозом в семи верстах от Цывильска, как пришли к городу повстанцы числом в десять тысяч человек — русские люди и чуваши, а пятьсот человек стояли еще под самыми стенами города, чтобы не подпустить воеводу к Цывильску. Но не устояли крестьяне перед отборными государевыми войсками, вооруженными пушками и мушкетами. Целый день 23 октября шел бой, а к вечеру отступили повстанцы в леса, отдали Цывильск князю.