Ответа не последовало.

— Что-нибудь закажете? — спросил он уже более определенно.

Тарзан отрицательно мотнул головой.

— Позвольте предложить вам пива.

Мужчина ничего не сказал. Глядя прямо на Хью и Льюиса, он обогнул массивный камин (в нем не было ни огня, ни дров), украшенный барельефами со странными коренастыми фигурками лыжников в старом советском стиле.

— Хью Гласс? — произнес он.

— Это я, — ответил Хью.

Ни эмблемы на футболке, ни татуировок, ничего вызывающего или хотя бы броского. Напряжение, в котором пребывал парень, подчеркивали его по-голливудски синие глаза. Он был очень смуглым — той смуглотой, которая отличает чернорабочих, трудящихся под открытым небом. Единственным бледным местом, которое углядел Хью, была полоска под ремешком наручных часов. Причесывался парень, вероятно, только по утрам, во время бритья, а потом уж не затруднял себя уходом за внешностью.

— Огастин, — представился он. — Из КСС. Я добрался туда слишком поздно. Вы уже ушли.

Хью лишь сегодня впервые услышал эту аббревиатуру, но накрепко усвоил ее значение: контрольно-спасательная служба — наблюдение за альпинистами, их поиск и спасение.

— Вы рейнджер, — полуутвердительно сказал он.

— Нет, я из службы «Восемьдесят», — сказал мужчина. Он стоял перед столом, не выказывая видимых признаков агрессивности, но определенно без дружественного настроя. Льюис тоже ощутил это.

— Это что-то новенькое, — сказал он.

— В восьмидесятых годах администрация парка ходила по местным барам и набирала народ на тушение пожаров. Платили по часам. Название прижилось. Так нас называют до сих пор.

— Вы пожарный? — осведомился Льюис.

Хью тем временем успел сложить два и два, КСС и почасовую оплату.

— Вы альпинист-спасатель, — сказал он.

Огастин кивнул; нетрудно было заметить, что он весь напряжен, как часовая пружина.

— Мы, видите ли, пропустили восьмидесятые годы. И девяностые, — сказал Льюис. — Ну а в наше время таким парням, как вы, позволяли жить в Лагере-четыре круглый год. — Выдающееся положение: в спасатели всегда брали только лучших из лучших.

Имя Огастин пробудило в памяти Хью отзвук какого-то скандала или эпопеи. Но он слишком давно пребывал вне клана, не общался с людьми, для которых восхождение было главным делом жизни, более важным, чем сама жизнь.