Книги

Старший камеры № 75

22
18
20
22
24
26
28
30

— Так? Теперь мы в расчете?.. Мы с Тулянкиным рассмеялись.

— Да, в расчете, — сказал Тулянкин. — Гордись, Леньчик, теперь ты искусственный педераст.

На следующий день профессорского сына увезли в «Кресты».

Еще через два дня в тюрьму увезли и Тулянкина.

В день отъезда он опять вскрыл вену, но врач даже к нему не пришел. Санитар, смеясь, перевязал ему руку, и конвой его увел.

Затем через мою камеру прошли убийца пятидесяти лет и девятнадцатилетний парень из Северодвинска.

После вызова к «лечащим врачам» все они возвращались возбужденными и рассказывали одно и то же: крики, угрозы заколоть можептилом и галаперидолом, откровенные издевательства.

Убийца, Толик, в прошлом боксер, явно страдал шизофренией. Но его, как и остальных, признали нормальным и увезли в тюрьму.

В соседней камере сидели малолетки. Я с ними через решетку часто разговаривал. Обоим было по четырнадцать лет. Они целыми днями пели песни и, как правило, вечером просили у меня хлеба.

После ухода врачей медсестры раздают лекарства. Противоречия, сквозящие во всем, проявляются и здесь. Людей, которых считают нормальными, пичкают в таблетках галаперидолом, аминазином, тезерцином. Каждый из нас получал эти таблетки как по назначению врача, так и по первой просьбе у медсестер.

Необходимо отметить, что очень часто диагнозы Санкт-Петербургской судебно-медицинской экспертизы отменяются Москвой. Две школы враждуют между собой. Что касается моей точки зрения, Петербургская судмедэкспертиза — это типичое сталинское наследие, сохранившееся и поныне.

Но вот последняя, решающая медицинская комиссия. Меня проводят в кабинет. Во главе стола восседает тучный психиатр, профессор, вокруг еще несколько экспертов.

У профессора лицо порочного человека. Он раздражен, на меня смотрит брезгливо.

— Чем болеете? — спрашивает он меня.

— Ничем я не болею.

— А чем болели раньше?..

— Слышал голоса.

Мне невообразимо тошно. Хочется послать всех подальше, встать и уйти.

— Я здоров, оставьте меня в покое!

Профессор говорит, вперив в меня человеконенавистнический взгляд: