Я собираюсь ответить, но Сухоруков поднимает ладонь.

— Конечно, я понимаю, что на это будет уходить много времени и сил, которые ты отнимешь у собственного дела. — Иван Фёдорович подаётся вперёд, указывая на открытую папку. — Поэтому я предусмотрел компенсацию затраченных тобой ресурсов.

Причём компенсацию неплохую, хотя до этого всё происходило больше по любви, чем по расчёту.

— Вы пойдёте на это?

— Почему бы и нет, — улыбается в ответ он и делает глоток чая. — Соглашение с тобой — не самое моё рисковое предприятие, так что не вижу в нём ничего сверхъестественного. Тем более, что все, обещанные мной Андрею, преференции касательно «Альдебарана» всё равно теряют силу.

— Он не плохой человек, а наши отношения касаются только нас, — стараюсь я не кривиться. — И, к тому же, квалифицированный специалист…

— Алис, давай начистоту, — с улыбкой предлагает Иван Фёдорович, пока я ищу ещё аргументы, — специалистов много, вот только грязи в них тоже немало. И пусть я трижды деловой человек, но количество этого самого в своих кругах стараюсь сократить. У меня было время, чтобы кое-что разузнать о сути твоего звонка и это кое-что мне не понравилось. — Покачав головой, он выпрямляется. — И «не понравилось» это мягко сказано.

— Меня тоже нельзя назвать образцом благочестия, — в голове проносятся собственные измены, — но это не мешает вам со мной работать.

— Не мешает, — ровно отзывается Сухоруков, в этот раз отказываясь пояснять свои мотивы.

Пусть настаивать я не могу, но могу попробовать смягчить его решение. Да, поступки Андрея не поддаются моей логике, но при любых разрывах всегда виноваты двое.

— Наша личная жизнь не должна влиять на бизнес, — не соглашаюсь я, твёрдо глядя ему в глаза.

— Может быть, сейчас это модно, — хмыкает Сухоруков. — Вот только, поверь старику, она влияет. И сильно. Больше чем скачкИ котировок и ставка рефинансирования. Влияет. Потому что семья это то, что позволяет принимать верные решения, идти на риск и не сдаваться. Муж, дети… внуки, — улыбается он неуловимой тёплой улыбкой. — И есть большая разница, приходишь ты нервная, задёрганная и недоверчивая или спокойная и ощущающая безусловную поддержку. От этого, знаешь ли, зависит не только количество нервных клеток, но и балансовая прибыль.

Слышать подобное от, умудрённого опытом, успешного человека то ещё испытание.

— Но ведь и отсутствие семьи не делает человека плохим.

— Отсутствие — нет, — как на ребёнка смотрит на меня Иван Фёдорович, — но быть плохим и быть жестоким далеко не синонимы. — Помолчав, он добавляет: — Я не должен лезть в твою личную жизнь, и я не буду, выбирать тебе. Я всего лишь хочу, чтобы ты продолжила со мной сотрудничать и, возможно, просто дружески общаться. Если тебя не смущает компания старика.

— Иван Фёдорович, да какой вы старик! — улыбаюсь я, надеясь, что и я когда-нибудь смогу вот так, одной фразой разбить напряжение предыдущих минут.

Что в моих силах сделать здесь и сейчас? Переубедить Сухорукова? Не моими скудными потугами. Заключить сделку? Сомневаюсь, что Иван Фёдорович ценит меня настолько, чтобы ради этого менять принципы.

— Хочется верить, что моложавый, — веселиться он. — Так что, я могу на тебя рассчитывать?

— Безусловно.