Агнешка, Михась и остальная малышня, испуганно таращили свои глаза, но не издавали ни звука, идя следом за мной. Им было страшно, по щёчкам самого маленького текли слёзы, но он не отставал от старших братьев.

— Идём к Лубне, там валежника много, — почти беззвучно прошептала, но Бажена понятливо кивнула, толкая калитку. Та тут же оглушительно скрипнула, заставляя нас всех, разом втянуть голову в плечи и обернуться, но скрытые за домом, мы были не замечены. Шагнув за забор первой, я настороженно осмотрелась, со страхом взглянув на поле метров сто, которое нам требовалось пересечь, прежде чем мы окажемся в лесу.

— Бегите! Что есть сил бегите, — прошептала, пихнув в спину Агнешку, я внимательно следила за деревней.

— А ты?

— Я после, за вами, — пообещала, ободряюще улыбнувшись девочке. Бажена пристально на меня взглянув, медленно кивнула и, подхватив под руки самых маленьких — побежала. Дождавшись, когда они отдалятся хотя бы метров на пять, не заметив погони, я рванула следом, прикрывая собой старших детей.

Колосья ячменя больно колись, норовя выткнуть глаза, но мы бежали, не останавливаясь. Михась, запнувшись, пробороздил носом землю, но не издал ни звука, быстро поднялся и рванул за матерью. Агнешка, вцепившись в его руку, всхлипнула, увидев, как из носа братишки бежит красная струйка, но тут же замолкла.

— Эй! — раздался за спиной громкий окрик. Он прозвучал очень близко, буквально над моей головой и тут же моё тело обхватило верёвкой и дёрнуло назад.

— Бегите! — закричала что есть силы, заметив, остановившихся детей, чувствуя, как меня забрасывают на лошадь, зарычала, — Козёл!

— Хороша, — цокнули надо мной, затягивая верёвку потуже, чтобы прекратила вырываться.

— Козёл! Урод! — хрипела, дёргаясь как гусеница, мешала ему проследовать за детьми… мне удалось, не сразу, но он повернул назад в деревню, сердито ударив меня по голове. От резкой боли и звона в ушах я тут же обмякла. И только спустя несколько минут мелькающие перед глазами мушки исчезли, боль притупилась, и где-то на краю сознания я поняла, что мы вернулись в деревню. Крик, ругань, визг, плачь, запах крови и дыма, всё смешалось в чудовищную какофонию.

— Ааа, — оглушающе заорали рядом и тут же, мой пленитель, захрипев, повалился на землю, стаскивая меня за собой. От сильного удара у меня перехватило дыхание, голова разбойника разбила губу, её солоноватый вкус быстро заполнил мой рот.

— Малуша, беги в лес! — крикнул Богдан, помогая мне подняться. С трудом понимая, что кричит мне парень, я вцепившись в него, пыталась поймать равновесие. Голова кружилась, тошнота подступила к горлу, от запаха крови ужасно мутило, а ноги отказывались держать.

— Беги Малушенька! Спасайся, — легонько тряхнул меня и вдруг захрипел… заваливаясь набок.

— Нет! Нет! — закричала, подхватывая выпавший из руки Богдана топор, я метнула его в ухмыляющегося нелюдя. Его изумлённые глаза, болезненная гримаса и предсмертный хрип придали мне силы. Непонятная ярость стала жечь изнутри, кровь вскипела, тело задрожало, спина выпрямилась, и я уже твёрдо стояла на ногах осматриваясь.

Они хватали все, что можно унести, гнали скотину, врывались в дома… Мужики, те что ещё были живы, спасали свои семьи, закрывая собой. Но их было слишком много для небольшой деревни. Глядя на этот кошмар, я растерялась не зная, куда кинуться, что делать? Женский испуганный крик, раздавшийся совсем рядом со мной, решил всё за меня.

Всадник в лохматой шапке на голове, с радостным оскалом догнал двух убегающих женщин, пожилую и совсем ещё юную. И не раздумывая, рубанул саблей старуху, та, вскинув руки, повалилась на траву. А девушка… он прямо с седла прыгнул ей на спину, свалил на землю и, придавив коленом, принялся рвать на ней одежду.

От увиденного я с трудом сдержала крик и, до крови прокусив губу, дрожа всем телом, рванула к разбойнику. Мои глаза заволокло кровавой пеленой, невидяще, я ударила насильника, потом ещё раз и ещё, вложив всю свою ненависть, всю свою ярость и весь свой гнев. Мужчина тут же рухнул как подкошенный на Волыню, которая продолжала визжать и звать на помощь.

— Вставай! Да поднимайся ты! — рявкнула на девушку, потянув её за шиворот, рывком попыталась поднять на ноги, не забыв прихватить окровавленный топор Богдана.

— Малуш? — просипела та, наконец приходя в себя, зарыдала, — Малуша…

— Бежим в лес, надо уходить, — проговорила, потащив девушку за руку. Она вся тряслась, но сопротивляться, слава богу, перестала. Мы мчались к огородам, за ними начинались спасительные деревья. Проносясь мимо дома бабки Анисьи, едва не запнулись о безжизненное тело старухи. Она лежала у забора лицом вниз. Кровь из раны на шее забрызгала всё вокруг, смешалась с травой и землёй.