Глава четвертая

По утрам, когда хорошо выдрыхнувшиеся на ковриках собаки вытаскивают на прогулку своих заспанных хозяев, дворняги, ночующие где попало, уже успевают сделать множество насущно важных дел. Кроме утреннего туалета, состоящего из вечной борьбы с блохами, отведав метлы дворника и сорвав зло на таких же бездомных кошках, они начинают вечный поиск хлеба насущного.

Нынче хлеб лежит под ногами. Зажиточные хозяева породистых собак, не зная или забыв его цену, вываливают в мусорники не только ржаные ковриги, но и прокисшие торты вместе с коробками. Ан ведь собака пошла не та: что ей торт «Сказка»? Ей подай мосол, рульку от окорока, недоеденных цыплят.

По воскресным дням, прихватив с собой пучеглазую собачонку кисло-лимонного цвета, Дарья Беккер отправлялась на подпольную биржу. Капризная тварь в ошейнике и пикейном жилете путалась под ногами хозяйки. Она тянула поводок в разные стороны, без конца задирала ногу, брехала противным визгливым лаем, от которого очень страдал сопровождавший их Иван Иванович. Бездетная Дарья, любившая свою красавицу Бижу, позволяла ей слишком многое. Вообразив, что ее собака чистых кровей, хозяйка постоянно пеклась о ее здоровье и благосостоянии. Бижу мыли шампунями, она питалась по диете и жила по режиму, разве что ей не измеряли кровяное давление, как некогда прославленной в космосе Лайке.

Больше всего Дарья гордилась именем своей фаворитки. «Бижю, — говорила она несколько в нос, дергая за поводок эту занудную, бесхвостую варежку, — ты шалишь, детка». Такая же хмурая сквалыга, как и сама Дарья, ее подруга по очередям, биржам и барахолкам Ада Евсеевна уверяла, что Бижу по-конголезски — любовь. Французское слово «бижу», означающее драгоценность, было им обоим неизвестно, как имя Архимеда. Гордясь своей драгоценностью, хозяйка и не подозревала, что она всего лишь жертва случайного уличного романа между двух особей давно уже выродившейся породы.

Входя в троллейбус, хозяйка осторожно поместила собачку в сумку. Мощная Дарья любила вместительные сумки. Недаром же злоязычник из соседнего подъезда, лицезрея внушительные формы мадам Беккер, повторял одну и ту же фразу: «В годы нэпа о дамах подобного телосложения говорили: там, где брошка, — там перед».

Поводок от собаки влачился вольно, как кнут пастуха. Какой-то зазевавшийся шалыган, перед тем как захлопнулась дверь, выпрыгнул из троллейбуса. Ногой он угодил в петлю поводка. Поводок сработал, как фала, вырывающая кольцо парашюта. Драгоценность, взвизгнув, вылетела из сумки на мостовую. Дарья, взвизгнув еще сильнее, ринулась следом за собачкой. Водитель притормозил, пассажиры скалили зубы, кондукторша про себя нехорошо назвала Дарью. Шалыган, подрыгав ногой, освобождаясь от капкана-поводка, поспешил смыться, а настроение у Дарьи было испорчено.

Бижу наделала на асфальте лужу, куда большую, чем она сама, и ни с того ни с сего тяпнула за икру покорно стоящего рядом Ивана Ивановича. Дарья вновь засунула лимонную тварь в сумку, предварительно обмотав ее поводком, и проследовала пешком к следующей остановке. По пути она пришла к выводу, что, очевидно, Ваня-Иоан не врет, когда жалуется, что эта собачья крыса кусает его и за более чувствительные места. В хорошем расположении духа Дарья — порывистый ветер, в плохом — ураган. Именно с ураганом и столкнулся нос к носу Всеволод Булочка. В отличие от хорошо выспавшейся Дарьи, он за утро сумел сделать множество насущно важных дел и уже с час слонялся по толкучке, являвшейся заодно и квартирной биржей.

— Зачем вы испытываете судьбу на бирже? — спросил Сева строго. Он вспомнил, что мореходы прошлого столетия в борьбе с ураганами, для укрощения волн лили на них масло из бочек. Бочка масла всегда была у него в запасе.

— Биржа есть биржа. На ней царит обман. Она существует для наивных и неполноценных людей, сжираемых надеждой на слепую удачу. Лучше играйте в спортлото. Эффект тот же самый, и шансы на успех равные, но нервы успокаивает лучше. Вы же интеллигентный человек!

Слово «интеллигентный» всегда действовало на Дарью, как масло на волны. Ураган на глазах превращался в веселый ветер…

— Вот вам конкретный адрес. В центре города. Центрее некуда. Идите и осмотрите квартиру, которая должна стать вашей, если вы себя поведете интеллигентно.

— А хозяева знают, что на то меняется? — спросила утихомиренная Дарья.

— Нет. Но вы спросите Клавдию Ивановну. Это милая бабушка, дожившая по недосмотру бога до преклонных лет. Говорите с ней интеллигентно. Представьтесь. Скажите, что я, исполняя просьбу уважаемой Клавдии Ивановны, дал вам ее адрес. Справьтесь о ее здоровье. Соврите, что вы больны почками, — появится тема для трогательной беседы. Они живут вдвоем с дедушкой. Но учтите, это цирковая семья. Там не любят, когда их берут за тощие кадыки. Пока ваше дело — познакомиться и осмотреть квартиру. Понравится — будем брать их за кадыки.

— Щикарный молодой человек! С вами можно иметь дело.

— Но-но! Без фамильярностей! — Сева с достоинством перекинул плащ с руки на руку. — Будем вести себя, как интеллигентные люди. Какая прелесть ваш песик…

Таким образом, мы убедились, что, натолкнувшись на объявление Дарьи об обмене квартиры, Сева, не откладывая дела, нарисовал в уме целую схему разъездов, съездов и переездов. Схема обретала в его голове четкость. Все оставались довольны разменами, и он тоже не оставался в дураках. Семья старого Романа, молодой терапевт дробь молодой юрист, горемычный мастер жестянобаночного цеха и «Эх, Маша» — все плавали в этой схеме, как рыбы в воде. Невод на них был уже заброшен, но вытягивать его он пока не спешил: для того чтобы яблоко упало к ногам, оно должно созреть.

С биржи Дарья помчалась по указанному адресу, влача за собой запыхавшегося Ивана Ивановича. Вняв его мольбам, Дарья не потащила свою сявку в квартиру. Привязывая ее в сквере, она приговаривала, что если Бижу украдут, то она наложит на себя руки, предварительно обагрив их в крови настройщика роялей.

— Подтяни носок. Высморкайся. Застегнись и не вступай в разговоры. Улыбайся, соглашайся и поддакивай!