Книги

Средневековая Москва. Столица православной цивилизации

22
18
20
22
24
26
28
30

Значение Франциска Скорины для славянского книгопечатания громадно и неоспоримо. Кем он был в вероисповедном смысле, сказать сложно. В России его вос принимали как католика, католики называли Скорину «еретиком-гуситом», но город его происхождения, Полоцк, с полным на то основанием слыл преимущественно православным, и, весьма вероятно, Скорина сохранил православное вероисповедание, несмотря на «шатания в вере». Истинен может быть любой из трех вариантов… Важно подчеркнуть: книги Скорины по преимуществу использовали православные люди.

В Полоцке ныне проспект и одна из центральных площадей названы его именем.

Своеобразным продолжателем Скорины стал Симон Будный. Его-то вероисповедание как раз никакого секрета не составляет, он являлся активным протестантским проповедником, и русско-литовский магнат князь Николай Радзивилл Черный, великий покровитель протестантизма в Литовской Руси, оказал помощь и ему. Симон Будный устроил на средства патрона кириллическую типографию в Несвиже и там издал протестантский «Катехизис» (1562). Тот же Ю. А. Лабынцев совершенно справедливо замечает о Симоне Будном, что этого «искателя истины», который сначала был кальвинистом, потом «арианином и антитринитарием», ни в коем случае «…нельзя считать хотя бы временным союзником православных книжников»[4].

Будному вторили и иные типографы протестантского направления[5].

В то же самое время и несколько позднее в Литовской Руси широко распространилось книгопечатание, духовно подчиненное разным направлениям протестантизма, в том числе радикальным, например кальвинизму. Среди таких радикалов оказался, например, видный печатник Василий Николаевич Тяпинский-Омельянович.

Приходится констатировать, что в середине XVI века книгопечатание на пространствах Литовской Руси уклонилось, как говаривали тогда подданные российских государей, в «мудрование прескверных лютор».

Россия XVI столетия ни протестантского, ни католического книгопечатания не знала, да и знать не могла.

Глава 2

Анонимное книгопечатание в России

Начало книгопечатания в России относится к 1550-м годам, ко времени правления царя Ивана IV Грозного. Исток русского типографского производства погружен в густой исторический туман. Его окутывает непроницаемое – при нынешнем состоянии исторических источников – облако тайны. На один известный, твердо установленный факт приходится с десяток теорий, а скорее гипотез, предположений, основательных и беспочвенных.

Во всяком случае, точно известно, что первая российская типография появилась до Ивана Федорова. Невозможно исключить, что он был ее сотрудником, но имя его, как, впрочем, и имя какого-либо другого русского первопечатника того времени, трудно связать с изданиями, выходившими в свет из ворот изначальной типографии. Они анонимны, то есть не имеют выходных данных, а потому из них нельзя почерпнуть сведения о местонахождении ранней печатни, имени ее руководителя и времени основания типографии.

Итак, скудные известия о том, как начиналось книгопечатание в Московском государстве, можно извлечь лишь из трех основных источников.

Это, во-первых, терминология русского печатного дела, хорошо известная от тех времен, когда оно уже устоялось и породило солидный архив делопроизводственных бумаг, то есть документов, связанных с повседневными нуждами производственных процессов и распространения печатной продукции. Значительная часть названной терминологии, за редкими исключениями, уходит корнями в лексику итальянских полиграфистов. Названия профессиональных специальностей и деталей печатного станка имеют несомненное, ярко выраженное итальянское происхождение. Например, печатник – «тередорщик» (от итальянского «teratore»). И даже название самого типографского производства («штаньба») находит аналог в итальянском языке: «stampa». Между тем в Литовской Руси печатня именовалась «друкарня», а ее работник – «друкарь». У этих слов не итальянские, а немецкие корни.

Таким образом, учителями российских печатников, скорее всего, были заезжие итальянские мастера. Тут нет ничего необычного: в Московском государстве итальянцев («фрягов» или «фрязей», как тогда говорили) частенько нанимали на работу. Со времен великого князя Ивана III они служили при дворе московских государей литейщиками, чеканщиками монет, зодчими («муролями», по терминологии того времени), военными инженерами («розмыслами»), были отлично известны по делам торговым и дипломатическим. Северная Италия издревле поддерживала связи с Московской Русью, и эти контакты были взаимовыгодными. Во всяком случае, «фряги», желающие получать высокое жалованье от государей московских, не переводились. Обучение книгопечатанию, с этой точки зрения, – всего лишь один из аспектов многосторонней, многоплановой передачи технологических знаний московским умельцам. Твердо известно, что даже в начале правления царя Михаила Федоровича на Московском печатном дворе работал некий италь янец – «печатный мастер Иван Фрязин».

Или же, как вариант, сами российские первопечатники когда-то проходили профессиональное обучение в одном из городов Северной Италии. Возможно, у венецианцев, которые наладили книгопечатание очень рано и уже обучали так или иначе полиграфистов, работавших с кириллической книгой. С 1510 года, следует подчеркнуть, в Венеции печатаются кириллические книги для балканских славян, прежде всего церковные, приспособленные для нужд православия. И заведуют производством также славяне – сербы, в частности, крупнейший издатель Божидар Вукович.

В самом факте обучения за границей нет ничего необычного: между Русью (как Литовской, так и Московской) и странами Западной Европы на тот момент не существовало никакого «железного занавеса». Да и в русских источниках есть беглое упоминание того, что как минимум Иван Федоров и его товарищ Петр Мстиславец «искус прияста от… фряг».

«Фряжская» терминология печатного дела почти полностью исключает иные версии происхождения печатного дела в России – от датчан, от немцев, от поляков, – высказывавшиеся в разное время. Так, например, по страницам популярной литературы, да и по просторам Интернета гуляет расхожая байка, что учителем русских печатников, в том числе, возможно, и Ивана Федорова, является датский мастер Ганс Миссенгейм. Но аристократ Миссенгейм не был печатником и не ездил в Россию. Уж точно он не мог ничему научить московских мастеров, поскольку сама миссия его в Москву, очевидно, была отклонена на стадии планов: датский король Христиан III направлял Ивану Грозному целую группу… нет, не типографов, а протестантских миссионеров во главе с Миссенгеймом, деятельность которых в русской столице по тем временам представляется делом в принципе невозможным. Иван IV искал способы вытолкнуть протестантов из соседствующей Литвы и построже осудить русских протестантствующих еретиков, что уж тут своих-то протестантов заводить?!

Вторым важным источником по истории раннего книгопечатания в России является так называемый Тотемский летописец, или, иначе, «Русский летописец» из Тотьмы. Краткое, но весьма ценное известие из него опубликовал академик М. Н. Тихомиров: «1553. Начатся печатание книг в Москве, при митрополите московском Макарии»[6].

Наконец, третий и самый важный источник по истории судеб русских первопечатников и их дела – «Сказание известно о воображении книг печатного дела и о его пресечении». В нем сконцентрированы сведения, изложенные в послесловии к печатному «Апостолу» Ивана Федорова (1564 года), с некоторыми интересными добавлениями. Послесловие излагает, пусть и весьма кратко, историю рождения первой российской типографии, а «Сказание», полностью приводя это повествование, дополняет его ссылками на устные рассказы неких знатоков, возможно очевидцев. Таким образом, два памятника фактически сливаются в единый источник.

Итак, источник этот сообщает, что первый русский царь Иван IV проявил в этом благом начинании инициативу. Сам Господь Бог, по мнению средневековых русских книжников, вложил в царский ум мысль «произвести… от письменных книг печатные книги» с целью духовного просвещения. С опытом кириллического книгопечатания в Москве были хорошо знакомы, поэтому речь шла о том, чтобы воспроизвести этот опыт в Москве: «Благоверный царь и великий князь Иван Васильевич всея Руси и повеле святая книги на торжищах куповати и в святых церквах полагати псалтыри, и евангелии, и апостолы, и прочая святыя книги. В них же мали обретошася потребни, прочии же вси растлени от преписующих ненаученых сущих и неискусных в разуме, овоже и неисправлением пищущих. И сие доиде и царю в слух, он же начат помышляти, како бы изложити печатныя книги, якоже в грекех, и в Венецыи, и во Фригии, и в прочих языцех, дабы впредь святыя книги изложилися праведно…» Или в ином месте: «Тако бы во всей России царствующем граде Москве учинити, яко же в грецехи в Виниции и во Фригии и в прочих языцех».