– Знаешь, Роб, я все еще хочу открыть дегустационный зал.

Слегка опьянев, я забыла, как сильно мы из-за этого спорили, и вновь подняла вопрос. Я тогда болела этой идеей, а он считал ее бредом.

Я жду ответа.

– Ну, учитывая, что с перепродажей домов ты отлично справилась…

– …и со всеми другими начинаниями тоже, – добавляю я.

– Почему бы и нет? Если тебе нравится, давай откроем.

Роб ставит бокал на уходящий в бесконечность край бассейна и тянется забрать мой. Я допиваю остатки вина и призывно улыбаюсь. Он обнимает меня сильными руками, я обхватываю его ногами за талию, и, слившись в единое целое, мы покачиваемся в теплой воде.

Висящий у меня на шее крестик встает боком и впивается в нас обоих.

– Больно! – Роб потирает оставленную крестом вмятину на груди.

– Ну надо же, – смеюсь я и сжимаю в ладони украшение, которое не снимала со дня смерти матери.

– Выходит, кресты и правда защищают, – поддразнивает он и целует меня. – Люблю тебя, зая.

– Я люблю тебя больше, Робби.

– Робби?.. Смотри, по скользкой дорожке идешь! – шутливо угрожает он, а его прекрасные карие глаза смеются.

– Что-то не так, Робби?

Он ненавидит имя Робби. Так его называет мать, когда собирается сказать что-то провоцирующее. Эта женщина обожает играть на нервах домочадцев.

Муж шаловливо, но ощутимо сжимает меня в объятиях.

– Ты прекрасно знаешь, что не так. – И пародируя голос матери, вещает: – «Робби, сынок, почему ты так редко приезжаешь?»

Мы смеемся, медленно кружась в воде.

– Вообще-то, нам и правда пора съездить к твоей маме. И по Лондону я скучаю.

Он игнорирует мою реплику и меняет тему.