— Обнимемся? — прошу я.
— Конечно.
Я прижимаюсь к нему. Его тело мягче Уилла, хотя раньше было таким подтянутым. Но запах все тот же. И почему-то такой знакомый, что странно — учитывая, как давно мы не виделись.
Ничего не прошло. Он тоже должен это чувствовать. И потом, влечение же вообще никогда не проходит, разве не так? Я уверена: он ревнует.
Когда я возвращаюсь в комнату, Уилл раздевается. Он ухмыляется, и я иду к нему.
— Ну что, закончим то, что начали раньше? — мурлычет он.
Это отличный способ забыть об унижении, оставшемся от разговора с Чарли.
Я срываю оставшиеся пуговицы на его рубашке, а он отрывает одну бретельку от моего комбинезона, пытаясь его с меня снять. Все как в первый раз — такая же спешка, — но лучше, теперь мы точно знаем, чего хочет другой. Мы трахаемся, прижавшись к кровати, он входит в меня сзади. Я сильно кончаю. И не сдерживаю криков. Каким-то странным образом мне кажется, что бо́льшая часть вечера с тех пор, как нас прервали, была своего рода прелюдией. Все эти взгляды других: завистливые и благоговейные. По их реакции сразу понятно, как хорошо мы смотримся вместе.
И да, мне все еще не по себе от того, что я пересекла черту с Чарли и получила отказ. Может быть, он нас услышит.
После этого Уилл идет в душ. Он относится к себе с безукоризненной заботой — по сравнению с ним даже я выгляжу неряхой. Я помню, как удивилась, когда узнала, что причина его загара — не постоянное пребывание на солнце, а результат того же автозагара, каким пользуюсь я сама.
И только теперь, сидя в халате в кресле, я ощущаю странный запах, более сильный, чем запах секса. Это запах моря: соленый, рыбный, оставляющий аммиачный привкус в горле. И пока я сижу здесь, складывается такое впечатление, что этот запах, как клубы дыма, собирается из темных углов комнаты, обретая плоть.
Я подхожу к окну и открываю его. Теперь, когда стемнело, снаружи стало довольно прохладно. Я слышу, как внизу волны бьются о скалы. Чуть дальше вода серебрится в лунном свете, как расплавленный металл, так ярко, что я едва могу на нее смотреть. Даже отсюда в ней видна зыбкость; волны движутся тяжело и настойчиво. Я слышу, как надо мной, наверху, на крыше кто-то кудахчет. Похоже на радостную насмешку.
«Ну разумеется, — думаю я, — запах моря должен быть сильнее снаружи, чем внутри?» И все же ветерок, задувающий через окно, свеж и лишен запаха. В этом нет никакого смысла. Я протягиваю руку к туалетному столику и зажигаю ароматическую свечу. Потом сажусь в кресло и пытаюсь успокоиться. Но я практически слышу биение собственного сердца. Оно слишком частое, в груди все трепещет. Может, это просто последствия наших занятий? Или что-то большее?
Надо поговорить с Уиллом о записке. Сейчас самое время, если я вообще когда-нибудь решусь. Но этим вечером я уже спорила — с Чарли — и не могу заставить себя встретить новое препятствие лицом к лицу. Наверное, это чепуха. Я уверена в этом на 99 процентов. Ну, может, на 98.
Дверь в ванную открывается. В комнате появляется Уилл с полотенцем на талии. Хотя я только насладилась им, вид его тела сразу же меня отвлекает: все его плоскости и рельефы, набор кубиков на прессе, руки, ноги.
— Почему ты еще не спишь? — спрашивает он. — Нам надо отдыхать. Завтра важный день.
Я поворачиваюсь к нему спиной и сбрасываю халат на пол, уверенная, что чувствую на себе его взгляд. Наслаждаясь своей властью. Затем я приподнимаю одеяло и собираюсь скользнуть в постель, и в этот момент мои голые ноги с чем-то соприкасаются. Твердым и холодным, похожим на мертвую плоть. Кажется, оно поддается, когда я невольно вдавливаю туда ноги, и в то же время обвивается вокруг моих ног.
— Господи боже! Твою-то мать!
Я отскакиваю от кровати, спотыкаюсь и почти что растягиваюсь на полу.
Уилл удивленно на меня смотрит.